Сергей Дышев - Почти живые

Женщина даже вскрикнуть не успела, как Ольга метнулась в переулок, забежала в темный двор и, прыгая по кирпичам, скрылась за дверью подъезда. Там, во мраке, на минуту затаилась, открыла сумочку, на ощупь выгребла из нее деньги, а мобильник, губную помаду и документы вместе с сумочкой кинула под ноги. Уже не спеша вылезла в окно.

Тотчас подошел трамвай, и Ольга, удивляясь своему спокойствию, вошла в салон, села на заднее сиденье и предъявила кондуктору проездной.

«Это уже падение в бездну, — думала она, присматриваясь к лицам пассажиров. — Это прямой путь на дно. И на этом пути я с того мгновения, когда солгала и оставила Глеба у себя…»

Она сошла через две остановки, остановилась у хлебной лавки, и там, в свете витрины, пересчитала купюры. Семьсот долларов и четыре тысячи рублей…

Ольга купила батон и, откусывая на ходу, торопливо пошла к станции метро. Она вдруг поймала себя на мысли, что утратила чувство стыда и способна без каких бы то ни было моральных усилий сесть на грязный асфальт с протянутой рукой и громко, нараспев, произнести: «Люди добрые! Сама я нездешняя, помогите на обратный билет до дома…»

Мама даже не поинтересовалась, откуда Ольга взяла деньги на новую курточку и ботиночки для Ксюши, на ее любимые сосиски, на копченого цыпленка, на апельсины, бананы, яблоки, на все те продукты, которые уже давно стали в этой семье деликатесами.

— Молодец! — похвалила мама, принимая тяжелые пакеты. — Глеб, ты будешь сосиски на ужин?

— Сосиски для Ксюши, — сказала Ольга.

— Всем хватит! — махнула рукой мама.

Ольга скинула куртку на пол, кинулась на кухню, взяла маму за руку и подвела к Глебу, который сидел в комнате у Ксюши.

— Я хочу вам торжественно объявить…

— Что?! — с надеждой воскликнула мама.

— …что следователь прокуратуры обо всем догадалась! — выпалила Ольга.

Воцарилась гнетущая тишина.

— О чем именно она догадалась? — глухим голосом спросил Глеб.

— О том, что я прячу у себя в квартире убийцу!

Мама ахнула, прикрыла ладонью рот.

— Может, ты ошиблась? — шепотом спросила она.

— Нет, я не ошиблась. Следователь говорила со мной почти открытым текстом. Имейте в виду, со дня на день к нам нагрянут с обыском.

— Наверное, на допросе ты что-то не то сказала, — сдержанно упрекнула мама и посмотрела на Глеба. — Надо что-то делать. Надо что-то делать…

— Если Глеб хочет загреметь на нары и утащить за собой еще меня, то пусть продолжает жить у нас и варить обеды, — продолжала давить Ольга.

— Но не можем же мы выгнать его на улицу! — заступилась мама. — Это бесчеловечно!

— Я ухожу, — твердо сказал Глеб и поднялся со стула.

— Возьми меня с собой! — начала капризничать Ксюша.

— Глебушка, ну подожди! — заволновалась мама, шаркая следом за Глебом. — Надо все обдумать. Зачем же сгоряча…

— Вымойте за мной квартиру, — гробовым голосом говорил Глеб. — Чтобы ни следа, ни запаха. Зубную щетку — долой! Бритву — долой! И с Ксюшей еще раз поговорите, чтобы она ни словом обо мне не обмолвилась…

— Ой, беда какая! — вздыхала мама и качала головой. — И куда ты сейчас, на ночь глядя?

— На кудыкину гору. На нарах переночую.

— Только не надо вышибать слезу! — попросила Ольга. — Мое дело — предупредить тебя. А решение ты принимай сам.

— Погоди хоть немного! — начала развивать бурную деятельность мама. — Я тебе хоть чего-нибудь соберу. Теплые носочки, еду какую-нибудь.

— Ничего не надо, мамаша, — проникновенно произнес Глеб, прижимая женщину к груди.

Ольга зло рассмеялась:

— Прекратите этот отвратительный спектакль! На вас двоих смотреть тошно!

— Может, тебе в гостиницу устроиться? — мучительно искала выход из положения мама.

— Что вы! — ответил Глеб, обуваясь в прихожей. — В гостинице паспорт требуют. Там меня сразу загребут.

— Тогда, может, к друзьям каким-нибудь своим?

Глеб криво усмехнулся и чмокнул губами.

— Где их взять-то, друзей?

Мама уже протянула Глебу куртку, как вдруг ее осенило:

— Постой! А что, если тебе пожить на нашей даче? Там тебя никто не найдет.

Глеб, морщась, просовывал в рукав раненую руку.

— Как скажете, мама, — ответил он. — Я теперь человек подневольный. Я теперь полностью завишу от вас.

Ольга сначала задернула в нижней комнате шторы, а потом только зажгла свет. Щурясь, Глеб рассматривал печь из красного кирпича, книжный шкаф, диван и кресла.

— Жить можно, — сказал он. — А сортир где?

— Туалет на улице, — ответила Ольга. — Но это не самое большое неудобство. Печь топить нельзя, свет включать нельзя, телевизор смотреть нельзя, потому что сторож сразу заметит. Готовить будешь на электрической плитке. Умываться в ведре. В туалет ходить только как стемнеет.

Глеб приуныл. Он сел в кресло, опустил голову на кулак и задумался.

— Вот до чего я докатился, — произнес он. — А еще совсем недавно собирался купить для нас с тобой кирпичный особняк в элитном поселке. С подземным гаражом, сауной, джакузи, домашним кинотеатром и большой-большой детской комнатой… Но судьба распорядилась по-своему…

Глеб говорил искренне, безо всякой рисовки, и Ольга снова почувствовала ту удушливую жалость, которая подчиняла ее себе как рабыню. Против своей воли она коснулась рукой его головы, провела по волосам и через силу, с приторным оптимизмом, сказала:

— Ладно плакаться. Все еще у тебя будет. Ты же богатый! Наймешь себе классного адвоката, суд учтет твои ревностные чувства, и дадут пару лет условно.

Глеб вскинул голову и влажными глазами посмотрел на Ольгу. Его лицо исказила судорога боли.

— А ты… Ты со мной будешь?

Она поняла, что если скажет правду, то Глеб упадет на колени, станет плакать, говорить, что жизнь в этом случае теряет для него смысл… И она сказала то, о чем позже вспоминала с чувством стыда и самоуничижения:

— Я подумаю.

И сразу повернулась к нему спиной, чтобы подвести черту под этой темой и показать, что собирается уходить. Но тотчас почувствовала на своих плечах руки Глеба. Он рывком повернул ее к себе. Глаза его полыхали огнем, губы дрожали.

— Ты подумай! — горячо зашептал он. — Ты хорошо подумай…

— Глеб, мне больно! — перебила его Ольга и попыталась высвободиться.

— Ты очень хорошо подумай! — шептал Глеб. — Потому что никто, как я, тебя любить не будет. Потому что я жизнью доказываю свою любовь, а не словами. Жизнью! Потому что я…

Он не договорил и стал покрывать ее лицо поцелуями. Ольге было неприятно. Она отворачивала лицо, пыталась отстраниться от Глеба, но он подхватил ее на руки и положил на диван.

— Ты думай, думай, — шептал он. — А я подожду… я терпеливый… я буду долго ждать…

Он рвал на ее груди кофточку, мял юбку. Ольга вцепилась ему в волосы, пытаясь оттолкнуть от себя его тяжелую голову, но Глеб уже навалился на нее всем телом.