Сергей Дышев - Почти живые

Хасан, плечистый парень, которого портила сутулость, одарил нас пустым взглядом, мотнул головой:

— Пошли!

— Сколько у вас всего заложников? — не теряя времени, спросила Ксения.

— Я не считал, — ответил наш провожатый таким тоном, после которого что-то еще спрашивать не хочется.

Он открыл калитку ближайшего дома, мы вошли во двор, затем поднялись по ступеням. В комнате сидели мужчины разных возрастов. Самому старому было, наверное, не менее шестидесяти, а молодому лет шестнадцать. При нашем появлении они настороженно поднялись.

Мы поздоровались и представились. Хасан сел на освободившийся стул, достал сигареты. Я решил отдать инициативу моей новой спутнице. Впрочем, она этого даже не заметила. Московская школа.

— Представьтесь, пожалуйста, — блеснув улыбкой, обратилась она к бородатому старику в черном овчинном полушубке.

— Мамед Абдуразаков я, сторож автоколонны номер пятнадцать из Кизляра.

— Ну, как вам тут?

— Ничего, ничего. К нам относятся хорошо, последним куском хлеба делятся. Мы не в обиде на этих людей.

Его поддержал невысокий мужчина с седыми усами:

— Радуев сказал, если кто нас обидит, он того тут же расстреляет! Они хорошо поступили: женщин всех отпустили.

— Мы боялись, что по автобусу начнут стрелять, — вступил в разговор еще один заложник. Из-под свалявшейся меховой шапки торчали только крючковатый нос и длинные черные усы, глаз словно и не было. А это все равно что слушать в потемках.

Но Ксюшу это не смутило.

— Передайте, что мы все живы и здоровы и хотим, чтобы все быстрей договорились и нас выпустили, — снова заговорил сторож Абдуразаков. Его голос дребезжал, наверняка старик еле справлялся с чувствами. — Здесь со мной и племянник, Осман. — Он показал на самого молодого, который смущенно опустил глаза. — Нас не обижают, не издеваются. Мы хотим, чтобы все миром кончилось…

— А где вас захватили? — спросил я.

— На базаре, рано утром, — почему-то поспешно ответил старик и покосился на Хасана. Тот отрешенно курил.

— А чем вас кормят? — решил уточнить я.

— Иногда рис, чай, консервы, тушенка. Хлеба нет.

— Продукты где берете? — спросил я Хасана.

— В магазине. В домах что-то осталось… — лениво ответил тот и уже энергично сделал вывод: — Никто не голодает. Так и передайте всем, что заложники — это наши гости, мы относимся к ним с почетом и добром.

Ксения переписала фамилии всех заложников, и мы вышли на улицу.

— Теперь к заложникам-милиционерам! — распорядилась она.

— Ты будешь здесь командовать, да? — вспылил Хасан. — Сейчас на уши поставлю тебя, будешь бегать по кругу.

— Если ты не хочешь нас провести, я попрошу, чтобы Шамиль дал нам другого провожатого, — вмешался я.

Хасан ничего не сказал, пошел вдоль улицы. Ксения недоуменно посмотрела на него, я мотнул головой: «Пошли!» Мы миновали мечеть со сверкающим куполом минарета, недалеко от него находилось здание. Но прежде чем войти, я оглянулся. На поле, которое расстилалось перед селом, стояло затишье. Можно было разглядеть колонну автобусов на дороге, замершую тушку БМП, отдельные фигурки в серых комбинезонах. У меня появилось ощущение, что я влез в шкуру боевика. Не хватало только зеленой повязки и автомата. Людей разделяют не только убеждения. Их беспощадно и бесповоротно разделяет линия фронта — полоска земли, межа, по обе стороны которой обильно проливается кровь.

Милиционеры встретили нас враждебно. В клубе, где содержали их под охраной, повсюду стояли железные койки с матрасами. Кто лежал, свесив ноги в грязных ботинках, кто сидел, высасывая последний глоток дыма из крошечного бычка. Я решил не торопиться, вновь отдав приоритет более опытному коллеге. Она же сразу решила ухватить главное.

— Расскажите обстоятельства вашего пленения, — обратилась она к толстяку майору.

— Какие, к черту, обстоятельства! — выругался тот незамедлительно. — Спросите что-нибудь полегче.

— Как к вам относятся? — Ксения переметнулась к усатому капитану.

— Спасибо, пока живы.

— Как кормят?

— Как кормят, как кормят… — раздраженно отреагировал капитан. — Спросите еще: приносят ли газеты?

— Ребята, мы понимаем, что вам тяжело. Но поймите и нас, — я понял, что еще один неловкий вопрос — и нас отправят к чертовой бабушке. — Мы с таким трудом добрались сюда, а вы не хотите нам даже слово сказать… Можно хоть узнать, кто у вас старший?

Майор криво усмехнулся:

— Все сейчас равны… Ну ладно, спрашивай, чего хотел. Может, это будет мое последнее интервью, — хохотнул он, правда, не совсем весело.

— Репортаж с петлей на шее! — не преминул добавить кто-то.

— Ребята, чтоб вы знали, я не какой-то желтый щелкопер, а старший лейтенант запаса, воевал в Афгане, — на всякий случай сообщил я.

— В общем, намекаешь, что свой, — вынес вердикт усатый капитан. — Тут этих «афганцев» знаешь сколько? Даже фирменные есть — настоящие, из Афгана.

— Я в курсе, уже видел одного.

— Садитесь, — наконец предложили нам.

— Давно бы надо было сообразить! — Ксения не удержалась от язвительного замечания.

— Озвереешь тут… — Майор поднялся, почесал голову. — Моя фамилия, запишите, Стекольщиков. Я — заместитель командира.

— А командир где? — спросила Ксения.

— Что — разве не знаете? Его отпустили… Как была ситуация? Нас тридцать шесть человек, сборная команда из Новосибирска, стояли на блокпосту, охраняли дорогу, въезд в село… С утра — тишина, никто ничего не подозревает. И тут сообщение о событиях в Кизляре. Мы в полной боевой готовности. На следующий день, девятого, по рации нам передают: «Движется к вам колонна автобусов с заложниками». Что делать? «Ждите указаний!» Наконец поступает команда: «По автобусам не стрелять, пропустить беспрепятственно. Огонь не открывать!» Ну и вот… Остановились они у блокпоста, вышли вместе с заложниками, окружили нас, забрали оружие. Командир наш дал команду не сопротивляться.

— Подставили нас! — не выдержал один из молодых офицеров.

— Естественно, подставили, — прогудел высокий и худой, как жердь, старший лейтенант. — А они, — он кивнул в сторону непроницаемого Хасана, — все наши радиопереговоры слышали, сами потом рассказывали.

Я вытащил сигареты, жердеобразный оживился:

— Сигаретой не угостишь? А то мы тут без курева…

Я отдал пачку, и ее тут же пустили по кругу.

— Теперь нас трусами все считают, — зажав сигарету в крупных, почти лошадиных, зубах, процедил старший лейтенант и, обреченно махнув рукой, заключил: — Как же: новосибирцы сдались без боя, сложили оружие! А я вот что скажу, конечно, нас, может, и полегла бы половина, но автобусы в село не допустили бы. Покрошили все колеса, они бы никуда не делись.