Сергей Дышев - Почти живые

— Можно я буду называть тебя Пат?

— Конечно, можно, если тебе приятней.

— У одного из героев писателя Ремарка была девушка, которую он очень любил, ее звали Пат — Патриция…

— У этой любви счастливый конец?

— Да, конечно, а как же иначе? — соврал я.

И тут вновь вмешалась пресловутая, холодная реальность. Я совершенно забыл о Марии. Но она, благослови ее, и только ее, Пресвятая Дева Мария, сама напомнила о себе.

Телефон зазвонил, как говорят в таких случаях, требовательно.

Здесь, у черта на куличках, звонок прозвучал нереально, будто с того света.

Я посмотрел на упругое оливковое бедрышко, на котором лежала моя рука, девушку, доверчиво прижимавшуюся ко мне, почти ведь приручил… Мелькнула мысль, может, не поднимать трубку? Но телефон надрывался, разрывая в клочья мое терпение.

— Yes! — сказал я.

— Это Мария!

— А, привет, — ответил я расслабленно, скосив глаза на Пат. — Ты еще в Паттайе?

Моя гостья сделала вид, что звонок ее не интересует, хотя сразу поняла, что я разговариваю с женщиной.

— Я внизу!

— Где внизу?

— Проснись, я в вестибюле твоего отеля!

Я потерял дар речи.

— Ты же должна была…

Она бросила трубку.

Пат вопросительно посмотрела на меня. От волнения я заговорил на русском:

— Eto moya zsena! — Пат, кажется, поняла. Тут я и по-английски вспомнил: — Это моя знакомая, она внизу.

Она вспыхнула, стремглав бросилась одеваться. Через пять секунд мы были одеты: долго ли в жаркий сезон.

Раздался убийственный стук. На Пат было жалко смотреть. Меня же стал разбирать смех. Ну какого черта, спрашивается, Мария оказалась здесь, а не в Паттайе? Неужто следит? На старого козла довольно простоты?

Я открыл дверь. Мария, насмешливо глянув на меня, вошла с видом хозяина положения. Я пошел следом, представляя, какое сейчас будет выражение лица новой гостьи.

— Да, я не теряю времени даром! — поспешил я опередить реакцию Марии.

— Я вижу, — даже не кивнув Пат, произнесла она. — Из какого борделя ты ее вытащил?

Бедная Пат напряженно улыбалась.

— Не хами. Эта девочка не сделала тебе ничего плохого.

— Зато тебе много хорошего. — Она кивнула на кровать, наспех заправленную.

— Ты никак приревновала? — поинтересовался я, закуривая. — Хочешь выпить?

Она промолчала, а потом ее как прорвало:

— Дурак ты, ничего не понимаешь в женщинах! Проводи меня! Она пусть остается…

Втроем мы молча вышли на улицу, сели в такси, дежурившее у входа. Мария села впереди, мы с Пат — на заднее сиденье. Я, стыдясь, незаметно протянул ей несколько долларовых бумажек. Она вспыхнула, отвернулась и что-то произнесла на своем языке. Через несколько минут она остановила машину и вышла, коснувшись на прощание моей руки. В полном молчании мы доехали до «Royal River».

— Гордая девочка, денег не берет, — заметила Мария, выходя из такси.

— Иные из «порядочных» проститутке в подметки не годятся.

— Зайдешь ко мне? Не бойся. Этого от тебя не потребуется… Надо поговорить.

Когда мне предлагают поговорить, я никогда не спрашиваю, о чем. Человека нельзя подталкивать или поторапливать. Раз он решил открыться в чем-то, лучшее — это набраться терпения и постараться понять, посочувствовать, вникнуть. Ведь так часто человеку нужно всего лишь, чтоб его выслушали. Мне вдруг стало неудобно за мои кобелиные похождения. Ведь когда такие девчонки, как Мария, решаются провести с тобой ночь, это не просто так, не игра, это очень важное, особенное, ко многому обязывающее… Мы ехали в лифте, она избегала смотреть на меня.

— Ты извини, что так получилось, — глухо сказал я.

— Да ничего… Я сама виновата. Не следовало приезжать без предупреждения. Мы ведь свободные люди…

Она открыла дверь номера, похожего на мой, прошла первой, я вслед за ней.

И что-то тяжелое, разрывающее обрушилось на мою голову…

Очнулся я, почувствовав, что на лицо мое, на воспаленные глаза льется вода, заливается в ноздри. Темный силуэт возвышался надо мной, именно он держал бутылку. Я лежал на ковре со связанными за спиной руками. Чувствовалось, что это хорошо вымоченный ремешок.

Слишком суровая расплата за «измену». Мария сидела в кресле и, увидев, что я очнулся, встала и вышла на балкон.

— Очухался? — услышал я знакомый голос с легким кавказским акцентом.

Шамиль сбрил бороду, постригся, короткие усики и летний костюм щеголевато дополняли друг друга. Он значительно помолодел и походил сейчас на былого сержанта Шому, а не на мусульманского террориста.

— Где документы?

— Какие документы? — прохрипел я, пытаясь подняться.

— Не придуривайся, командир! Такими вещами не шутят! Я тебя не застрелил в Первомайском, пожалел. Ну, а сейчас базара не будет. Или ты скажешь, где документы этой девчонки, или будет что-то страшное… Подумай, зачем тебе умирать? Ведь мы всегда неплохо ладили, все же вместе воевали в Афгане…

«Как же они догадались?» — с болью подумал я и тут же понял. Нет ничего проще… Последний, кто общался с Ксенией Черныш, был я, на ее похороны приезжал… Мария меня первая и вычислила… Ну, и гадина же! Нет ничего хуже доброты к униженному противнику. Все — игра, а теперь она отсиживается на балконе, нервишки бережет, не хочет, чтобы я прошелся по ее адресу черным матом.

— Что — смелый джигит, молчать будешь? — продолжил Шома.

Я не ответил и с тоской уже настраивался на негероическую смерть. В любом случае не отвертеться. Беспредельщики всесильны, их система непобедима, денежный бог — жизнь и смерть на одних весах. Скажу я правду или нет — меня уничтожат. Но если они прознают, что документы у Сидоренко — ему тоже не жить. Вот какую веревочку протянула мне с того света Ксения Черныш. Эх, слишком глубоко вошел в мои запястья ремешок, не разорвать. Ведь сам учил Шому Раззаева, как связывать пленных, чтобы они и не пытались освободиться…

Я сидел, прислонившись к тумбочке, он, больше ничего не спрашивая, подошел, ударил ногой в живот. От неожиданности я задохнулся, боль скрутила меня, обидно было: неужто мерзавец думает, что из меня что-то можно выбить? Тут же почувствовал резкий укол в мышцу руки, попытался отдернуться, но тщетно. Негодяй засадил мне под кожу иглу и с силой выдавил содержимое шприца. Закончив, выдернул, с удовлетворением рассмеялся.

— Цивилизованно убиваешь? — выкрикнул я в бешенстве.

Подошла Мария, глядя поверх моей головы, протерла руку ваткой, смоченной одеколоном. Вот это уже было верхом садизма.

Она хотела опять уйти на балкон, но Шамиль приказал ей остаться.

— Не бойся, он не будет тебе грубить. Сейчас он станет лапочкой… Ты ведь любишь нежных мужчин? Киса…

Мария промолчала. За все это время она не произнесла ни слова… Видно, ей тоже нелегко. Хорошая девчонка… Шамиль тоже… Ничего страшного нет. Мы просто встретились… Я мог бы и сам прийти… Но не пришел… Почему не пришел? На какой-то миг показалось, что мысли мои начинают путаться, но тут же я осознал, что это не так… Просто немножко устал и слегка мешают руки за спиной. Но ничего. Это не страшно… Ни о чем не хотелось думать… От усталости. Теперь Мария внимательно и даже с любопытством смотрит на меня, Шома чиркает зажигалкой, он хочет закурить, но почему-то не достает сигареты. Желтое пламя вспыхивает и тут же гаснет. Я смотрю на него и чувствую отупляющую усталость. Мои губы разъезжаются в улыбке, а Шамиль усмехается. Маша молчит и смотрит на меня. Я никак не могу сосредоточиться, ее взгляд расплывается. В голове неприятные шумы, тяжесть… Шамиль поднимает меня и усаживает в кресло. Я как будто наблюдаю за собой со стороны. Комната неестественно удлинена, свет ламп блеклый, будто черно-белый…