Владимир Рыбин - Звездный час майора Кузнецова

И шагнул было к своему мотоциклу, но вдруг услышал за спиной удивленный возглас:

— Никак, танки?!

Оглянувшись, он сразу охватил взглядом поле с пологими склонами, выкошенное наполовину, и четыре черные коробки, ползущие по ржи. Бойцы окапывавшиеся на склоне, стояли в рост, с любопытством глядели на танки. И вдруг там, на фоне черных коробок, всплеснулись белые огни, и почти сразу же на линии окопов взметнулись кусты разрывов. Фигурки бойцов засуетились и, скучившись, побежали через рожь к роще.

— Та-анки-и! — послышались запоздалые крики.

— Артиллерию! — приказал Кузнецов, не оборачиваясь. — Дивизион сюда!

Он стоял в рост за деревом и с удивлением смотрел в бинокль на бойцов, бегущих через рожь. Было ясно: командир, как обычно на тактических занятиях, решил укрыть роту в недоступном для танков месте. Но можно ли убежать от пуль? И нужно ли бегать от танков? Ему хотелось самому кинуться в поле, чтобы остановить бойцов, положить их в спасительно высокую рожь.

— Истребители танков, приготовиться! — кричали по лесу.

Кузнецов заметил фигурку далеко отставшего красноармейца, непонятно почему метавшегося на одном месте. Передний танк стремительно подкатывался к нему, оставляя за собой полосы подмятой ржи. А красноармеец все не убегал. В бинокль было видно, как он что-то делал пригнувшись. Потом выпрямился, взмахнул рукой. И сразу на броне близко подступившего танка дымно вспыхнуло, и заструились, поползли по черной глыбе торопливые струйки огня.

Справа ахнул выстрел: расчет «сорокапятки», на руках выкатив пушку в поле, торопливо бил по танкам. И уже неслись вдоль опушки белые кони артдивизиона. Описав дугу, они, будто даже и не останавливаясь, лихо скинули пушки и помчались к лесу.

Через минуту горел еще один танк. Два уцелевших попятились отстреливаясь.

— Ур-ра! — покатилось по лесу.

— Драпают!

— Так их, разэтак!..

Всем было весело, как бывает, когда опасность отступает и начинает казаться издали маленькой, никчемной. В этом ликовании послышалась Кузнецову некая беззаботность, словно только что случившееся было не трагическим эпизодом, а чем-то вроде игры.

— Командира роты ко мне! — сказал он подчеркнуто хмуро. — И того... красноармейца.

Едва посыльный исчез во ржи, как на лесной дороге показался мотоциклист. Из коляски выпрыгнул знакомый делегат связи, передал приказ командиру полка тотчас явиться в штаб дивизии...

Вернулся Кузнецов встревоженный и возбужденный. Теперь он знал обстановку на фронте и место своего полка в общем плане боевых операций. Бои шли в Смоленске, бои тяжелые и, похоже, безнадежные. 16-я и 20-я армии, удерживавшие часть города и участок фронта севернее него, дрались в окружении: главные дороги, соединявшие армии с тылом, были перерезаны. Не рассчитывая, что им самим, без помощи извне, удастся выбраться из котла, командование решило нанести удары свежими силами по основаниям далеко вытянувшегося на восток вражеского клина. 250-й дивизии во взаимодействии с другими соединениями фронта было приказано перейти в наступление из района города Белого общим направлением на Демидов, Смоленск.

Тихая и тревожная ночь лежала над лесами. Время от времени, словно во сне, испуганно и коротко стучали пулеметы да откуда-то из черного пространства выпрыгивали ракеты, трепыхались в высоте подбитой жар-птицей и падали, бессильные разогнать тьму.

— Ночью они спят, — рассказывал Кузнецову командир полка, стоявшего в обороне. — Совсем обнаглели, сволочи, по расписанию живут.

В полку этом не насчитывалось и батальона. Отходивший из-под Витебска, полк цеплялся за каждую высоту, за каждый выгодный рубеж, но все отходил, теряя людей и технику.

— На машинах в атаку ходят, — говорил он, не то восхищаясь, не то возмущаясь такой тактикой гитлеровцев. — Спрыгивают и бегут с автоматами. И танки у них. Вчера прорвались. Пехоту мы положили, а танки пошли по тылам. Спасибо вы подмогли.

— Где уж помогли. Сами чуть целую роту не потеряли. Противотанковая артиллерия далеко была.

— Если бы мы только на артиллерию надеялись, знаешь, где уж были бы?

— Истребителей усилили? — спросил Кузнецов.

— У нас каждый — истребитель. Поначалу робели, а потом поняли: ловкий пехотинец всегда с танком управится, если не сдрейфит, конечно.

Кузнецов и сам думал об этом, когда вчера на его глазах боец поджег танк. Вышло это, правда, неожиданно для самого красноармейца. Бежал, как все, торопился укрыться в лесу. И вдруг запнулся. Едва вскочил на ноги, как снова упал: размотавшаяся обмотка зацепилась за коряжину. Пока отцеплял, танк оказался совсем близко.

— Куда было деваться? Вот и кинул «слезами», — оправдывался боец.

— Чем кинул? — удивился Кузнецов.

— Это мы так бутылки с горючей смесью называем — «слезы горючие». Гранату бы хорошую, я б ему враз гусеницу перебил, а так он сколько еще проехал, пока подбили...

Еще вчера Кузнецов подумал, что неплохо бы обкатать танками всех бойцов, чтобы приучить их подавлять страх при виде надвигающейся грохочущей громадины, чтобы каждый поверил: можно уничтожить танк, даже если ты сошелся с ним один на один в открытом поле. Думал всем показать сожженную машину, и чтобы тот боец был возле нее за экскурсовода, рассказывал, как это у него получилось. Но не оставалось времени даже на такие экскурсии. Нынешней ночью полк должен выйти на исходный рубеж, с рассветом атаковать и в течение дня развивать наступление в глубину обороны противника.

— Да нету у них никакой обороны. И траншей тоже нет. С ветерком наступают, — говорил комполка. — Эх, было бы у меня сил поболе, я бы их научил окапываться.

— Научим! — сказал Кузнецов, ударив кулаком по мягкому брустверу. Запахло иссушенной в пыль землей. Из темноты снова выпорхнула ракета, осветила сырую лощину, затянутую жидким туманом.

— Я бы подобрался тихо, снял часовых и в ножи их, в ножи!..

— В штыки?

— Нет, в ножи, — упрямо повторил он. — В штыки— это когда атака. Но тогда они берутся за автоматы и открывают такой огонь, что до штыков и дело порой не доходит. Именно в ножи, чтобы подобраться незаметно, обложить и по сигналу разом вырезать их всех к чертовой матери!

Кузнецову вспомнилась брошюрка «Беспримерное вероломство фашистских варваров», которую давал ему комиссар, чтобы «подковался». «Гитлеровские полчища — это армия загнанных силой и обманом германских рабочих, крестьян и интеллигенции, которым чужды завоевательные цели фашистских варваров», — говорилось в брошюре. «Если немецкая армия— лишь толпа обманутых, то кто же зверствует на советской земле? — думал он. — Ведь из-под палки воевать нельзя. Будет взрыв, как в паровом котле, доведенном до критического давления. Если они обманутые, то почему не попытаться раскрыть им глаза на правду? Было ведь такое. Открыли же глаза корниловским головорезам в семнадцатом году, тем же немцам в восемнадцатом. Сколько бывало, что побеждали не оружием, а словом? Были же братания в первую мировую. Были восстания на французском флоте. Были массовые забастовки докеров в портах с лозунгом: «Руки прочь от Советской России!» Что же изменилось с тех пор? Где знаменитый германский пролетариат?»