Владимир Рыбин - Звездный час майора Кузнецова

— Там.

— Начальник штаба?

— Тоже там.

Мотоцикл долго колесил по изрытому минами полю, догоняя шум боя. Батальоны, отразив контратаку, погнали гитлеровцев дальше, сбивая мелкие заслоны, не останавливаясь, опьяненные успехом.

Навстречу вразброд шли легкораненые, сверкали на солнце ослепительно белыми повязками, виновато улыбались командиру полка. Обогнув небольшой лесок, Кузнецов увидел скачущего навстречу всадника. Это был связной от первого батальона. Лихо вздыбив коня перед мотоциклом, он соскочил и шагнул к коляске, чистый и аккуратный, как на учениях, — ремешок фуражки под подбородок, пряжка ремня натерта до блеска. Он доложил, что батальон попал под неожиданно сильный огонь и залег.

— Где? — спросил Кузнецов, раскидывая планшетку с картой.

— Здесь, — связной уверенно показал коричневые зубчики небольшого овражка.

— Окопаться и ждать приказаний.

Конь потянулся губами к планшетке, уронил на карту клок пены.

— Извините, товарищ майор, он у меня такой любопытный.

Связной стал разворачивать коня, и Кузнецов не удержался, потрепал здоровой рукой вздрогнувшую скользкую шерстку, почувствовав вдруг острое желание самому вскочить в седло, помчаться без мотоциклетного треска, чтоб только стук копытный да ветер в ушах. Еще раз протянул руку, но уже не достал быстро отступившего коня...

Привыкшие к закономерностям в жизни, люди невольно ищут их и в смерти. Так рождается на фронте вера в приметы, в предчувствия. Никто в тот миг не обратил внимания на жест командира полка, на его руку, не доставшую коня. Но все запоминается. Уже через несколько дней бойцы начнут говорить об этом, как об особой проникновенности чувств, толкнувшей его к последней ласке. «Он как бы хотел проститься», — скажут бойцы. И осудят связного, поспешившего увести коня...

Быстрым красивым наметом конь уходил через поле, к дальнему лесу. Вдруг он вздрогнул, будто оступившись, повернулся, прошел несколько боком и рухнул на колени, выкинув седока далеко вперед. Кузнецов видел, как связной тотчас вскочил, перекинул из-за спины карабин и, припав на колено, стал посылать пулю за пулей в верхушку разлапистого дуба, стоявшего на опушке. Из леса выбежало несколько красноармейцев. Они тоже стали целиться в густую крону дерева, и над полем пронесся неровный перестук автоматов.

Когда Кузнецов подъехал, под дубом уже лежал на спине сухощавый немец, глядел в небо бесцветными мертвыми глазами.

— А мы как раз на «кукушек» охотимся, товарищ майор, — небрежно козырнув, доложил старшина. — Разведчики мы.

— Фамилия? — Кузнецов удивленно оглядывал эту странную команду в красноармейской форме, с советскими карабинами за спиной, с немецкими автоматами в руках и с длинными, на деревянной ручке гранатами за поясом.

— Старшина Трунов.

— Место разведчиков — в немецком тылу, а не в нашем.

— Приказ командира батальона — выловить всех «кукушек», — с неудовольствием сказал старшина. — По раненым стреляют, гады. Особенно, если в зеленых фуражках. За командиров, видать, принимают.

— За пограничников принимают. Знают, что это за люди.

Бойцы заулыбались, довольные.

— А немецкие автоматы придется сдать как трофейные.

— На кой они нам? — с готовностью отозвался старшина. — Как наши получим, так немецкие сразу же и сдадим.

Бойцы, обступившие мотоцикл, молчали, но в глазах у каждого поблескивали веселые огоньки. Радовались за находчивость своего командира.

— Вы уверены, что умеете хорошо ими пользоваться?

— А чего тут уметь?

Старшина перекинул автомат в правую руку, быстрым движением отделил и снова вставил магазин.

— А гранаты?

— А чего в них? Отвинтил крышку, выдернул вот этот шарик, и кидай.

И вдруг все примолкли и, словно по команде, разом согнулись, прячась за кусты.

— Немцы!

Вдали из-за кустарника выбегала скучившаяся частая цепь.

— Убрать мотоцикл! — сквозь зубы прошипел старшина. — И вы, товарищ майор, ложитесь, не заговоренный.

Немцев было человек двадцать, должно быть случайно оставшееся в нашем тылу подразделение. Они направлялись прямо к дубу, то ли видя в нем ближний выступ леса, то ли зная, что на этом дереве сидит свой. Когда до них оставалось метров сорок, старшина крикнул что-то хриплое, сразу же утонувшее в ровном гуле долгих очередей. И тотчас, как умолкли автоматы, замелькали в воздухе длинные ручки гранат и перед опушкой выросла стена разрывов.

Бой кончился поразительно быстро. Несколько разрозненных автоматных очередей, заглушенных взрывами, — все, чем успели ответить гитлеровцы, Когда ветер унес дым, над обожженным почерневшим полем повисла глухая тишина. Старшина выждал минуту, потом медленно встал и один настороженно пошел вперед.

Кузнецов с тревогой думал о предстоящих штыковых ударах, которые он рассматривал как свой, еще до конца не использованный резерв. И представлял себе, что может статься с подразделением, кинувшимся в штыковую атаку на зарывшегося в землю противника, у которого в достатке автоматическое оружие.

— Идите в батальон, — приказал он старшине, после того как тот, удовлетворенно улыбаясь, доложил о полном уничтожении вражеской группы их же оружием. — Сегодня ночью вам предстоит работа.

План этот родился у него внезапно. Подумалось вдруг, каким опасным может быть расчет на традиционную удаль да на «штык-молодец». Война — школа не только для нас. И немцы, несомненно, скоро поймут, что нельзя быть беспечными, надо зарываться в землю. И тогда одного полкового артдивизиона будет недостаточно, чтобы подавить огневые точки и прикрыть атакующую пехоту. Правда, командир дивизии обещал артиллерийскую поддержку и даже танки. Но хватит ли этого на много боев? А то, что их будет много, Кузнецов уже не сомневался: до Демидова далеко, а от Демидова до Смоленска еще шестьдесят километров.

— Посмотрим, как они побегут, когда все наши резервы подойдут, — не раз говорил он бойцам. А сам, как прежде, так и теперь, думал о том, что гитлеровцы будут цепляться за захваченные города и села и может не получиться панического бегства врага, как это показывали в довоенных кинофильмах, а придется многократно прогрызать оборону, насыщенную таким вот оружием, в эффективности которого он теперь сам убедился.

Фашисты применили необычную тактику, в которой главное — движение. Стало быть, и мы должны действовать каким-то непривычным для них образом. Они спят по ночам — будем бить их ночью. Они обедают с двенадцати до часу — сорвем им обед. Они ждут атаки с фронта — а мы нападем еще и с тыла. Пусть мелкие подразделения просочатся меж разрозненными, еще не занявшими плотную оборону частями врага, и нападают в момент общей атаки полка, и уничтожают их штабы, и сеют панику.