Бела Иллеш - Обретение Родины

«Да пребудет с Вами на Вашем пути благословение божие, дорогой генерал», — заканчивал Хорти свое написанное, разумеется, по-английски послание.

«Гм… Уж если престарелые циники начинают взывать к богу, значит, они чуют катастрофу, — подумал граф Шторм. — Видимо, даже Хорти смекнул, что немцы проигрывают войну».

— Будет у вас для меня какой-нибудь приказ, господин генерал-лейтенант? — спросил Кери.

— Прошу, господин подполковник, прицепить мой личный вагон к любому эшелону, направляющемуся на фронт Какие новости?

— Говорят, удалось взять Сталинград. Это, несомненно, придаст войне новый размах.

— Будем надеяться. А как партизаны? Задают хлопот?

— Как вам сказать? В общем, из-за этих мерзавцев без дела не сидим. К счастью, господин генерал-лейтенант, война решается не здесь, а под Сталинградом.

Генерал-лейтенант Шторм провел в Киеве всего несколько часов.

По улицам курсировали немецкие патрули в касках. На каждом перекрестке — пулеметное гнездо, на всех площадях — батареи полевой артиллерии. Перед разрушенным до основания зданием горсовета торчало восемь виселиц с раскачивавшимися на них трупами. В числе повешенных были две женщины.

«Немцы проиграли войну, — заключил про себя Шторм. — А вместе с ней потеряли и весь свой здравый рассудок. Конечно, если он у них когда-нибудь был».

Граф нанес визит вежливости немецкому коменданту Киева. Выразил ему свое восхищение царящим в городе идеальным порядком.

Разыскал он также и венгерскую комендатуру. Настроение там царило крайне подавленное.

На фронт генерал-лейтенант вернулся спустя несколько дней после поражения венгров под Тычихой. Показное наступление, осуществленное генералом Густавом Яни по немецкому приказу, стоило жизни пятнадцати тысячам гонведов.

В конце сентября Шторма посетил неожиданный гость. Это был его ближайший лондонский приятель, итальянский подполковник, в свое время сыгравший в женитьбе графа роль свата. Бывший подполковник стал теперь тоже генерал-лейтенантом, заместителем начальника штаба 8-й итальянской армии, которая стояла по соседству с венгерскими частями. Выглядел он по-прежнему молодо, был очень любезен и, как всегда, находился в превосходном расположении духа.

— Войну мы проиграли, милый граф, — с легкостью заявил он. — Сейчас весь вопрос в том, кто ее выиграет: англо-американский блок или русские? Если выиграют англо-саксы, мы сдерем шкуру с наших солдат, так как это они причина нашего военного поражения. Если же победят русские, тогда вся наша чернь, от которой несет водкой и навозом, сдерет шкуру с нас за то, что мы развязали войну. Итак, милый граф, да благословит бог короля! Само собой, я призываю благословенье господа не на голову нашего кретина Виктора Эммануила, а на его величество Георга VI, короля английского, который хоть и ненамного умнее нашего всемилостивейшего государя, однако еще сможет кое в чем нам помочь. Разумеется, лишь в том случае, если победит. Именно потому-то я так ожесточенно и воюю против русских… Чем больше мы их уничтожим, тем вероятнее английская победа. Но мои солдаты… Впрочем, ладно! Оставим это. Мы, дорогой мой, плывем с вами на одном корабле. Надо глядеть в оба, как бы не получить пробоину!.. Что слышно о вашем шурине?

Граф Шторм думал было спросить у итальянца, какова, в сущности, отведенная ему, венгерскому генерал-лейтенанту, роль в шахматной партии, затеянной неизвестными ему игроками, которые не только переставляют фигуры через его, Шторма, голову, но играют и им самим? Он уже давно чувствует себя шахматной фигуркой в чьих-то руках, причем даже не знал, какой именно, ладьей, слоном или конем, и лишь опасался, как бы не превратиться всего-навсего в простую пешку. Хотелось ему также дознаться, кто же наконец играет в эту крупную игру и на чьей стороне двигают его, Шторма, шахматную фигуру, одетую в мундир венгерского генерал-лейтенанта?

Многое еще желал бы он узнать, но так ничего и не спросил. Предпочел просто угостить итальянца ужином из настоящих венгерских блюд. Господа офицеры провозглашали за столом пышные тосты в честь Гитлера, Муссолини и Хорти. Не обошлось, конечно, без тостов и по адресу гостя, итальянского генерал-лейтенанта. Начальник штаба корпуса подполковник Чонтош под воздействием алого венгерского вина и смутных гимназических воспоминаний сравнил итальянца с героем пунических войн римским полководцем Сципионом.

В начале декабря 8-я итальянская армия сдалась в плен русским. Заместителя начальника армейского штаба, жизнерадостного приятеля графа Альфреда Шторма, прикончили итальянские солдаты.

В середине декабря генерал-лейтенант Шторм получил от жены письмо, посланное графиней через подполковника Кери, одного из руководителей венгерской контрразведки. Из письма этого генерал-лейтенант узнал, что немцы проиграли Сталинградскую битву.

В этот период венгерские генералы один за другим спешили под предлогом болезни уехать с фронта в Венгрию. К рождеству немцы отвели свою артиллерию, которая на протяжении пяти месяцев поддерживала 2-ю венгерскую армию. В воздухе постоянно господствовала русская авиация.

Советские самолеты разбрасывали сотни тысяч листовок на венгерском языке, предупреждая венгерских солдат и офицеров, что их положение безнадежно. Листовки содержали призыв либо сдаваться в плен, либо повернуть назад и уходить домой. Указывался и точный маршрут, по которому венгерские части могли беспрепятственно, не опасаясь бомбардировок и обстрела советской авиации, попасть к себе на родину.

Теперь дело уже не ограничивалось одними генералами. Скоропалительно один за другим заболевали венгерские полковники, подполковники, майоры. Даже молоденькие лейтенанты. Начиная с середины декабря все больше расстраивалась находившаяся в руках немецких интендантов служба провиантского снабжения венгерской армии. Боеприпасы доставлялись с перебоями. В полдень второго января температура воздуха достигла шестнадцати градусов ниже нуля. Пятого января она упала до девятнадцати.

Генерал-лейтенант Шторм уже перестал ссылаться на болезнь. Отнюдь не герой, не был он, однако, и трусом. Не понимая причины, по которой вынуждают его оставаться до конца на месте, он руководствовался сознанием, что этого требует долг.

Граф находился в своей ставке, в каких-нибудь восьмидесяти километрах от линии огня, когда советские войска после часового ураганного артиллерийского обстрела прорвали оборону венгров между Тычихой и Урывом. Но генерал-лейтенант не покинул своего места даже и тогда, когда для всех стало абсолютно ясно, что 2-я венгерская армия полностью развалилась.

Нервы его не выдержали лишь при известии, что командующий артиллерией его армейского корпуса генерал-майор Енеи и начальник штаба корпуса подполковник Чонтош попали в плен. Услыхав эту весть, генерал Шторм чуть не разрыдался.