Бела Иллеш - Обретение Родины

Командир карательного отряда эсэсовский капитан Гумм захватил с собой два расчета легкой артиллерии и три миномета. Чтобы не отрываться от артиллерии, он двигался со своим отрядом исключительно по шоссейной дороге, а потому, разумеется, не напал даже на след партизан. Карательный отряд находился в пути два дня и две ночи и сжег дотла три польские деревушки, еще до того основательно разрушенные и разграбленные немцами. После этого Гумм вернулся в замок Понятовских.

Хотя отряд его так и не повстречался с противником, он все же сумел потерять семь человек, семь венгерских солдат. И потерял их в буквальном смысле. Где, когда и каким образом отстали они от отряда, установить не удалось.

Потеря эта нимало не удивила Лемке. Лишь только полковник юстиции закончил допросы и отправил генерал-полковнику Манштейну шифрованную телеграмму о результатах расследования, к нему явился Чукаши-Хект с сообщением, что во время налета партизан бесследно исчезли пять гонведов и полковой священник.

— Полковой священник Петер Тольнаи в тот вечер был награжден Железным крестом.

Лемке глубоко втянул ртом воздух и выпустил его через хищные ноздри крупного ястребиного носа.

— Кто составлял список награжденных? — спросил он.

— По поручению господина генерал-майора Меслени майор Фехервари.

— Это же входило в вашу обязанность!

— Знаю, господин полковник. Но генерал-майор возложил столь почетную задачу на майора Фехервари.

Лемке молча стянул с левой руки перчатку, снова надел ее и шумно перевел дух.

— Благодарю вас! Мне все ясно!

Четыре офицерских гроба с золотыми надписями и двадцать простых солдатских гробов были с торжественностью преданы земле. Как и планировал Меслени, их зарыли во дворе замка.

Полковник юстиции Лемке от имени фюрера возложил большой, сплетенный из сосновых веток и украшенный свастикой венок на гроб фон дер Гольца. Он же от имени генерал-полковника Манштейна возложил венки на три остальных офицерских гроба. На солдатские гробы венки от лица рядового состава возложил штаб-фельдфебель Мюллер.

Первым с речью у открытой могилы выступил Лемке. Он говорил по-солдатски кратко. После него отчаянно долго, дрожащим от волнения голосом витийствовал Меслени.

Как только окончилось погребение, эсэсовцы по приказу Лемке арестовали двенадцать гонведов. Их обвинили в том, что они оказали помощь пяти сбежавшим солдатам, предателям родины и нарушителям воинской присяги.

Майор Чукаши-Хект объявил в своем приказе по рядовому составу дивизии, что указанные пять дезертиров были пойманы партизанами и после ужасных пыток — в приказе рассказывалось об этом со всеми подробностями — казнены. Двенадцать только что арестованных гонведов полковник юстиции Лемке отправил в ставку Манштейна.

По распоряжению полковника юстиции Лемке неутомимый Чукаши-Хект написал проживавшей в Шарошпатаке матери Петера Тольнаи, что ее сын захвачен партизанами и умер под пытками. В своем послании он подробно описал, какие зверские муки пришлось испытать Тольнаи перед смертью. Об этих пытках и казни священника Тольнаи упоминалось впоследствии даже в будапештских газетах.

На другой день после похорон генерал-майор Меслени согласно приказу Манштейна, уехал в Варшаву. Простился он только с офицерами, составлявшими ближайшее окружение. Прочитав краткую молитву у могилы подполковника фон дер Гольца, Меслени в сопровождении одного старшего лейтенанта и одного фельдфебеля сел в машину. Он трепетал при мысли, как бы не приключилось с ним чего-либо в пути.

Тем не менее ничего такого с ним не стряслось. Меслени целый и невредимый прибыл в распоряжение одного из штабов немецкого командования, который располагался к западу от Варшавы, в старинном помещении женского монастыря. Немецкое командование тепло встретило венгерского генерала, как верного своего соратника по оружию, со всеми полагающимися его званию почестями.

Канцелярия начальника штаба группы немецких войск размещалась в монастырской часовне.

— Помещение удобное, только натопить трудно! От этих безбожно толстых стен так и несет холодом! — жаловался Меслени немецкий генерал-лейтенант.

Этот маленький, толстенький, резвый, как мячик, краснолицый господин был сед, очень добродушен, приветлив и напоминал с виду старосветского помещика. Сидя в расстегнутом кителе под огромным портретом Гитлера, он уютно попыхивал длинной трубкой.

— Да, война — это вам не увеселительная прогулка с вином и цветами! — продолжал сетовать генерал-лейтенант. — Но что поделаешь? Раз нас к этому принудили, мы должны драться до победного конца.

— Мы победим! — заверил его Меслени. — Личность фюрера…

— Да-да, конечно… Наш фюрер!.. — перебил его генерал-лейтенант. — Что касается вас, господин генерал-майор, вам предстоит великолепное и почетное назначение. Вы будете командовать моторизованной карательной бригадой. Публика в здешних местах окончательно обнаглела. Необходимо приучить ее к порядку. Что вам и поручается, господин генерал-майор.

Генерал-лейтенант принялся давать Меслени самые подробные указания, то и дело пересыпая речь такими терминами, как «истребить», «уничтожить» и «сжечь». Не менее охотно и часто употреблял он и словечко «беспощадно».

В продолжение всех этих деловых разъяснений он кропотливо возился со своей трубкой: у нее засорился мундштук, и дым никак не проходил. Когда наконец чубук был приведен в порядок, настроение генерал-лейтенанта сразу изменилось. Теперь он приправлял официальный разговор кое-какими рассуждениями интимного свойства. Жаловался, например, что война испортила ему аппетит.

— До войны я был способен умять в один присест целого жареного гуся и даже не чувствовал, что наелся до отвала. А сейчас стоит мне за завтраком скушать какую-нибудь пустячную утку, и весь мой день пошел насмарку, замучает изжога. Эх, война, война!.. Пацифистов тоже, пожалуй, можно понять…

Бригада Меслени состояла из венгерских швабов, венгерских военно-полевых жандармов, хорватских пехотинцев и словацких артиллеристов. Генерал-лейтенант предупредил его, что своих людей ему следует непрерывно чем-нибудь занимать, иначе, изнывая от безделья, они начнут поворовывать и затеют поножовщину.

— Зато в работе они молодцы.

За восемь дней Меслени спалил тринадцать деревень, где погибло много народу, главным образом женщин и детей. Когда в его собственной бригаде произошла стычка между словацкими артиллеристами и венгерскими жандармами, в результате которой оказалось четверо убитых и одиннадцать раненых, Меслени расстрелял двух словаков и двух венгров. За столь энергичные действия, восстановившие на некоторое время дисциплину, генерал-лейтенант представил его к высокой награде.