Давид Алексеев - Начдив Иван Грязнов

— Так, Александр Константинович, — задумчиво проговорил Грязнов. — Нужны, позарез нужны тяжелые дальнобойные орудия. Но где их сейчас взять…

Чтобы избежать напрасных потерь, И. К. Грязнов оставил у переправ лишь восстановительные команды, сторожевые батальоны и подразделения пешей разведки. Остальные части отвел в глубь Чонгарского полуострова.

Начдив сознавал: дневные атаки успеха не принесут. А если штурмовать ночью? Всей дивизией? Такого в практике еще не было. Так будет!

Составили план предстоящего боя. Важнейшие его элементы Иван Кенсоринович контролировал лично. Подготовка велась по ночам. Грязнов добивался, чтобы во всех полках были отработаны приемы преодоления проволочных заграждений, рвов, способы блокировки и подавления опорных пунктов и других очагов сопротивления. Каждое утро, после ночных баталий, Грязнов выезжал на передний край. Выслушивал доклады разведчиков и саперов, вместе с комбригами уточнял детали предстоящего форсирования.

Калмыков свое слово сдержал: навести «мостишко» он-таки сумел, и его разведчики побывали на той стороне. Но чего это стоило! Шесть раз спускали саперы на воду звенья двухбревенчатой нитки, и шесть раз артиллерия белых сводила на нет все их труды. Лишь при седьмой попытке удалось дотянуться до крымского берега и перебросить по зыбким и обледенелым бревнам разведчиков. Они выяснили, что передний край обороны противника удален от воды и подступы к нему могут послужить удобным плацдармом.

Вслед за разведкой в ночь с 6 на 7 ноября на береговую кромку Тюп-Джанкойского полуострова вступили роты комбата Петрова. Они уточнили начертание первой линии врангелевских укреплений, засекли пулеметные точки, выявили позиции легких орудий.

А на своем берегу бойцы Калмыкова каждую ночь развертывали трудовые «субботники». Саперы заготовляли звенья наплавного моста. Подбирались и к сваям сожженного. Под водой, на глубине полуметра, пришили к ним поперечины, укрепили доски настила.

На участке бригады Окулича тоже не сидели без дела. Правда, первую партию лодок, доставленных из Геническа, врангелевцы разнесли в щепы еще по дороге к «удобным бухточкам». Вторую доставили в целости и спустили на воду, но рыбацкие баркасы могли плыть лишь незагруженными. Чистой воды и четырех вершков не было. Дальше шло илистое месиво. Килевые лодки глубоко зарывались в него. Начинать посадку можно было только в 150—300 метрах от берега. Скрытность действий терялась, и от десантной операции пришлось отказаться.

У саперов дела шли лучше. Мост по возможности привели в порядок. И разведчики 268-го стрелкового полка не раз уже проникали до первой линии прибрежных проволочных заграждений.

9 ноября М. В. Фрунзе, совершавший объезд войск фронта, созвал в штабе 4-й армии Военный совет. От 30-й дивизии на совет были приглашены начдив и начальник штаба. По пути Грязнов и Богомягков обдумывали, как доложить командующему о том, что им крайне нужны понтоны, тяжелая артиллерия и многое другое.

Но когда приехали на станцию Рыково, то свои заботы показались малозначительными: оба были поражены вестями из дивизий армии Корка. Наступательные действия на Перекопском направлении, оказывается, развернулись еще вечером 7 ноября. Три часа на морозе полки и бригады месили непролазную грязь Сиваша, чтобы затем внезапно ударить в штыки на кубанцев генерала Фостикова и к утру 8 ноября очистить от противника почти весь Литовский полуостров. Днем 51-я дивизия Василия Блюхера пошла на штурм Турецкого вала. Три атаки захлебнулись. Четвертая, ночная, принесла победу.

Перекоп был взят. Но ворота в Крым все еще оставались закрытыми. Войска остановились перед сильно укрепленными Ишуньскими позициями. Прорвать их с ходу не удалось: Врангель перебросил сюда конный корпус Барбовича. Агентурная разведка доносила, что и Донской корпус готовится перейти от Чонгара к Ишуню. Части Корка, понесшие в беспрерывных двухсуточных боях огромные потери, попали под яростные контратаки белоказаков и с трудом отражали их.

— Надо одновременно атаковать противника со стороны Перекопа и со стороны Чонгара, — заявил Михаил Васильевич, открывая Военный совет. — Иначе еще одна зима военных действий.

Командующий сделал паузу, обвел взором присутствующих и, отыскав примостившегося в дальнем конце стола Грязнова, задержал взгляд на нем. Фрунзе знал, что уральцы 30-й и 51-й связаны боевым товариществом. И сейчас, когда бойцам Блюхера неимоверно трудно, кому как не тридцатникам прийти на выручку. Но уж больно молод их командир. А другим до Чонгара далеко, и неведом он им.

— Вся республика смотрит на вас, — медленно и с какой-то особо подкупающей теплотой в голосе проговорил Фрунзе.

Грязнов пружинисто поднялся. «Ишь ты, словно вырос на глазах», — отметил Михаил Васильевич и прямо спросил:

— Вы можете выполнить стоящую перед нами задачу?

Молодой начдив смело глядел в прищуренно-испытующие глаза командующего:

— Да, можем. Вверенная мне дивизия состоит из лучших революционных пролетариев Урала и закаленных сибирских партизан.

Уже другим тоном Фрунзе сказал:

— Из тыловых дивизий передаю вам на усиление гаубичную и тяжелую артиллерию. Богаче станете.

Вернувшись с военного совета, Грязнов вместе с комиссаром дивизии Романовым направился в бригады.

— Кого первым пошлем в бой, комиссар?

— 268-й и 266-й.

Как ни любил Иван Кенсоринович части родной Красноуфимской бригады, как ни гордился ими, но не забывал, что они только младшие братья в семье полков дивизии. А бойцы 268-го стрелкового под ружьем с марта восемнадцатого. От них и пошли на Урале все другие регулярные полки РККА. А ветераны 266-го?.. Они еще красногвардейцами бились с Дутовым. В рядах Коммунистического батальона Екатеринбурга поднялись на борьбу с белочехами и в первых же схватках с ними заслужили право нести до полной победы имя геройского уральского большевика Ивана Михайловича Малышева.

Комиссар, между тем, продолжал:

— Им нельзя отказать быть первыми. Это большой политический фактор.

— Согласен. Но надо и самих спросить.

Пришпорили коней и через час добрались да 3-го батальона 268-то стрелкового толка. Грязнов рассердился, увидев, что командир сменил удобную стоянку бойцов на полуразрушенную кошару невдалеке от Сивашского моста.

— Что за передислокация, Александр Константинович? — напустился Грязнов на комбрига Окулича. — Там люди и обогреться могли, а здесь?

— Здесь теплее, к Крыму ближе, товарищ начдив, — ответил за комбрига рыжебородый веснушчатый боец.

— Я вас опрашиваю, Окулич?

— Ругал уж их. Но заслышали гул орудий с Перекопа — не удержать.

— О чем тут спрашивать, начдив? — проговорил за спиной комиссар.