Влад Ривлин - Палестинские рассказы (сборник)

– Он же твой родной брат! – возмущалась тётка. – Как ты так можешь?! Неужели у тебя нет сердца?!.. – ужасалась она.

– Ты ещё не доросла до того, чтобы судить меня! – обрывал её дед. – Что ты можешь понимать в нашей жизни?! – приходил иногда он в ярость.

Своего дядю Иосифа, родного брата моего деда, Мирьям любила и жалела. Она любила его с тех пор, как Иосиф впервые появился в доме брата. Иосиф приезжал редко, но Мирьям, будучи ещё совсем ребёнком, сразу же его запомнила. Он проводил очень много времени с детьми, серьёзно выслушивал их детские рассказы и проблемы, подолгу играл с ними или строил «город-дом». Это была идея Мирьям – построить особый дом, который будет как город, и в котором найдётся место для всех: и для взрослых, и для детей, и для животных. Мири была уверена, что когда у всех будет достаточно места, никто не будет ни ссориться, ни воевать друг с другом. Дядя Йоси на полном серьёзе обсуждал со своей племянницей проект такого города. Вместе они что-то рисовали на бумаге, а потом увлечённо строили свой дом из песка, то молча, то о чём-то споря. Моя бабушка не хотела его отпускать, но с дедом они каждый раз ругались, нередко доводя дело до драки. Однажды дядя Йоси уехал и больше уже никогда не приезжал. Мирьям его не забыла и всё время спрашивала о своём дяде. Она тосковала по нему и дулась на отца. Когда Мирьям стала постарше, мать объяснила ей истинную причину отсутствия дяди. С тех пор она часто посещала его в клинике или дома. Возможно, на её желание стать психологом во многом повлияла судьба дяди Иосифа.

Она рано начала работать, чтобы не зависеть от отца, и рано ушла из дома. Отслужив в армии, она работала сначала санитаркой в больнице, потом по уходу за престарелыми и наконец в психиатрической больнице, где провёл бо́льшую часть своей жизни дядя Йоси. Потом она поступила в университет и первое время совмещала работу и учёбу, как и большинство студентов в нашей стране. Затем Мирьям получила должность ассистента на факультете, где училась сама, и пробыла в этой должности до самого окончания учёбы, совмещая обязанности помощника преподавателя с работой в психиатрической больнице, где лечился дядя.

Ещё во время учёбы в университете она приняла самое активное участие в деятельности левых студенческих организаций, и за участие в демонстрациях против оккупантов её задерживала полиция. Увлечение тёти зарубежной литературой стало со временем её второй, а точнее третьей – после социологии – специальностью. Кроме английского и французского, она в совершенстве владела литературным арабским, причём настолько, что переводила публицистику арабских журналистов для левых изданий. Она была из тех израильтян, которые без страха смотрят в лицо тяжёлой реальности и не боятся смелых решений.

– Мне с арабами делить нечего! – заявляла она отцу во время их бесчисленных споров.

– Если бы все были такими же «умными», как и ты, нас бы тут уже давно всех уничтожили! – возмущался он. Собственный отец был для неё воплощением жестокости и расизма, в которых она видела причину всех наших бед. Он же, в свою очередь, видел в Мирьям и её единомышленниках главную угрозу государству, которому он посвятил всю свою жизнь.

– Вы хуже арабов! – говорил мой дед. – Вы разрушите страну гораздо быстрее, если дорвётесь до власти. Но, пока я жив, этого не произойдёт!

Делиться властью дед ни с кем не намеревался и собирался жить вечно. О том, насколько прочна власть таких как дед, мы поняли лишь после убийства премьер-министра Рабина.

– Иначе и быть не могло! – спокойно сказал тогда мой дед. Возразить ему нам было нечем. Бывали моменты, когда они с Мирьям не разговаривали по несколько месяцев подряд. Лишь болезнь одного из них или какая-нибудь семейная драма снова сближали их, и они заботливо обихаживали друг друга.

Старик был крепок, но однажды загремел в больницу с гипертоническим кризом, и Мирьям вместе с матерью не отходила от него ни на шаг все эти дни. Расчувствовавшись, старик даже обнял дочь, как когда-то в детстве, и растроганно просил прощения за излишнюю резкость. Мирьям же в свою очередь говорила:

– Ну, что ты, папа! Я всё понимаю! Ты не виноват, всё дело во мне.

Но уже спустя неделю, максимум две, они снова ругались и ссорились. По выходным, а иногда и в будни Мирьям ездила собирать урожай маслин в арабские деревни в районе Хеврона или в качестве живого щита вместе с другими добровольцами из левых организаций мешала солдатам сносить дома арабских семей. Она настолько сблизилась с жителями арабских деревень, что, когда захотела обзавестись собственным жильём, то выбрала квартиру в многоэтажном доме, построенном на территории, являвшейся когда-то одним из кварталов арабского Яффо. Вместе со своими единомышленниками она решила: «Будем жить среди арабов. Пусть этот почин станет основой нашего братства!» Они все восхищались своей идеей, она казалась им правильной и благородной. Но однажды утром жильцы дома обнаружили, что у всех их машин на стоянке у дома разбиты окна и порезаны колёса. Тогда они отнесли это происшествие на счёт хулиганов и обратились в полицию.

– Это арабы, – усмехнулся полицейский, принявший жалобу у жильцов. Они тогда не поверили. Но после того, как в доме была сломана входная дверь, полиция установила камеры слежения, и с их помощью злоумышленников наконец-то удалось задержать. Ими действительно оказались арабы из граничившего с домом арабского квартала.

– Зачем вы сделали это?! – спросила потрясённая Мирьям у одного из задержанных юношей, когда её в числе других жильцов дома вызвали в полицию для опознания правонарушителей. – Ведь мы хотели жить с вами как братья!

– Как братья?! – усмехнулся один из юношей. – Вы отняли у нас нашу землю, согнав с неё наших родителей, строите на наших землях свои дома, а теперь захотели стать нашими братьями?!.. Почему бы вам всем не поселиться в лагере беженцев Джебалия, например?! – со злостью спросил юноша. – Будьте вы прокляты! – с ненавистью крикнул другой. У тёти и её товарищей слова юношей вызвали настоящий шок, за которым последовал, может, и не у всех, но у многих, настоящий переворот в сознании. До сих пор они думали, что достаточно хорошо знают культуру и обычаи своих арабских сограждан, владеют их языком, понимают их нужды и проблемы, а значит, для взаимопонимания нет никаких препятствий. И только после этого случая моя тётя наконец поняла, какая пропасть лежит между ними и нами:

– Нельзя прийти к другому народу как оккупант и требовать от него дружбы и взаимопонимания!

После этой истории она уехала жить в Иерусалим и стала активно участвовать в деятельности общественной организации «Солдаты против оккупации». Создателями этой организации были солдаты и офицеры, служившие в разное время на палестинских территориях. У всех создателей организации была одна общая проблема: их замучила совесть. Мою тётю пригласили как психолога, и работы у неё было очень много. Бывших солдат мучало их прошлое, связанное со службой на территориях, и Мирьям как психолог оказывала им помощь.