Василий Изгаршев - Побратимы

Совсем юнец, моложе, поди, любого из нас. Широко расставленные глаза, маленький вздернутый нос, шея длиннющая-предлиннющая, как у всех подростков, девчоночьи ямочки на щеках… А взгляд широко расставленных глаз веселый до бесшабашности, просто озорной взгляд. У Генки часто такой бывает…

Стараюсь вспомнить все, что рассказывал о Стурикове майор Носенко. Ну да, тот бой был самым первым для него. Значит, так, это было в сорок четвертом… А он родился… Под портретом короткая биографическая справка, но буквы с завитушками и цифры, старательно выведенные черной тушью, сливаются, и никак не разобрать даты рождения Стурикова. Нешто Генку спросить, — может, он поглазастей? Тихонько подталкиваю его под столом коленкой. Он, тотчас же перехватив мой взгляд, долго смотрит на портрет, потом берет ручку и пишет в моей тетради: «Чего тебе?»

«Когда он родился?» — строчу я в его тетради.

«Зачем тебе?»

«Отвечай на вопрос!»

«Он был моложе нас.»

«Знаю. На сколько?»

«Он был моложе твоего отца.»

«Ну и что?»

«Ничего. Он — герой.»

«А ты можешь быть героем?»

«Отстань. Лейтенант смотрит.»

Это правда, лейтенант действительно посматривает на нас. А-а, была не была, спрошу у лейтенанта, пока он еще не успел сделать мне замечание.

— Разрешите вопрос, товарищ лейтенант?

— Пожалуйста.

Я встаю.

— Минуточку, — останавливает меня лейтенант и, обращаясь ко всему классу, поясняет: — Запомните порядок: если хотите обратиться во время занятий к руководителю, то поднимите руку. Спросит вас руководитель, встаньте, назовите себя: «Рядовой такой-то», а потом обращайтесь по существу. Ясно?

Все хором:

— Ясно!

— Сядьте, рядовой…

— Климов.

— … Климов, и повторите прием.

Вопрос задавать расхотелось, но прием есть прием. Выполняю его в точном соответствии с изложенным товарищем лейтенантом порядком. Интересуюсь боевым путем нашей части, ее героями.

— Вы забегаете вперед, рядовой Климов. Этот вопрос будем изучать в ходе очередной темы. Ясно?

— Так точно, товарищ лейтенант.

— Садитесь.

— Есть.

— Продолжим наш рассказ… Итак, на чем мы остановились?..

В ленкомнате душно. Кое-кого разморило, клонит в сон. Лейтенант вышагивает от стола к окну и обратно. И говорит, и говорит…

— Конец первого часа занятий! — раздается в коридоре.

Все начали складывать тетради.

— Кто вам, товарищи солдаты, разрешил складывать тетради? Отставить! — тут же среагировал лейтенант. — Запомните порядок: сигнал дневального не для вас, а для руководителя. Ясно?

Все хором:

— Ясно!

— Вот так. Сложить тетради! Перерыв!

Стараясь быть чинными, выталкиваемся в коридор. Солдат с портрета смотрит на нас с нескрываемым любопытством.

— Р-раз! Два-а! Р-раз! Два-а! Л-ле-во-ой! Л-лево-ой!

Растянувшись гуськом, мы вышагиваем по плацу.

Строевая подготовка. Сержант Каменев, притопывая на месте, упивается каждым словом команды. Растягивает его, выговаривает сочно, чувствуется, что это дело ему знакомо и очень нравится.

— Не тяните ногу, рядовой Карпухин. Н-носочек, носочек повыше!

— Как вы держите руку у головного убора, рядовой Антропов? Локоть на уровне плеча! Отставить!

Жарко. Солнце припекает. В классе тоже душно, но уж лучше бы сидеть в классе…

— Р-раз, два-а! Р-раз, два-а!

Шагаю вслед за Карпухиным, стараюсь не тянуть ногу и делать «повыше носочек», а в глазах — солдат на портрете. Ему, оказывается, не исполнилось и восемнадцати… Мальчишка… Нынешние в его возрасте у мамы на мороженое двухгривенный выклянчивают, а он уже сражался с фашистами. Как Николай Карпухин, как мой отец.

Да ко всему прочему нам с Генкой он земляком доводится. Из Майны он, это всего километров сорок от Средневолжанска… Его именем теперь колхоз называется и школа тоже. Понятно, он мог быть откуда угодно, но то, что оказался земляком, — приятно…

В перерыве я спросил Генку:

— Как ты думаешь, страшно ему было в том бою?

— Нисколько.

— Почему?

— Ты что? Разве, когда страшно, такое можно совершить?

Наверно, правда. Совершить такое можно только тогда, когда тебе нисколько не страшно.

— Климов! — голос сержанта возвращает меня на плац. — Вам что, сено-солому к ногам привязывать? Л-ле-вой, л-левой!

— Автомат Калашникова состоит… Его тактико-техническая характеристика… Рядовой Антропов, повторите, что я сказал.

Лейтенант Астафьев так же, как и на политзанятиях, не сидит на месте, а вышагивает по классу.

Молодец Антропов — все до словечка запомнил, отвечает без запинки.

— Остальные усвоили так же, как Антропов?

Хором:

— Усвоили!

— Тогда пойдем дальше. Неполная и полная разборка и сборка автомата. Когда, в каких случаях, в какой последовательности…

Генка Карпухин поднимает руку.

— Слушаю вас.

— Рядовой Карпухин. Разрешите вопрос, товарищ лейтенант?

— Да!

— Вы говорили, что механику-водителю положен пистолет. А мы автомат изучаем. Зачем?

— Рядовой Карпухин, вы чем занимались на политических занятиях? Слушали мой рассказ или бабочек ловили?

Генка вспыхивает. «Бабочки» ему явно не понравились.

— Я же объяснял, — продолжает лейтенант, — что мы обязаны изучить курс молодого бойца, научиться выполнять стрелковые упражнения из автомата. Ясно?

— Так точно!

— Садитесь!

— Есть!

— Пойдем дальше…

На перерыве Генка спросил:

— Зачем он насчет бабочек? Я же серьезно, а он про бабочек…

— Обиделся?

— Ну вот еще… Только про бабочек-то зачем?

— Сам других уколоть любишь, другие тебя — не смей?

— Да коли сколько хочешь и как хочешь, только знай — Карпухин бабочек ловить не собирается.

— Мелковато занятие?

— Мелковато! А что? Я, брат, теперь знаю, чем в жизни заниматься.

— Чем же? — Я пытался перевести разговор в обычное Генкино русло. Но не тут-то было! Он словно и не замечал моих иронических вопросов.

— Служить буду! Вот! На танкиста выучусь. На настоящего. И командиром буду — вот посмотришь.

— А я?

— Ты заметки учись писать. В стенгазету. Тебе по писарской части в самый раз. Какой из тебя командир?

— Смотри, обижусь.

— На правду обижаются хлюпики… — Он достал сигарету, чиркнул спичкой, прикурил, сказал спокойно: — Слушай, Валерка, ты бы тоже подумал о службе, а?

— Подумаю.

По вечерам, после ужина, ребята писали письма. Кое-кто по пять сразу. Уже на второй неделе службы многие из тех, кто жил неподалеку от Средневолжанска, стали получать ответные. Мы с Генкой получили от наших на третий день. Отец сообщал о новостях на работе — удивительно, сколько их набралось за неделю, раньше за полгода столько не было. Обещал навестить, посмотреть на своего солдата. В конце рукой матери было дописано: «Валерочка, сообщи, что тебе нужно. Может, ватрушку испечь? Папа привезет. Сквозняков остерегайся, у тебя — легкие. Целую. Мама».