Андреа Камиллери - Пансион Евы

Лоренцо Дз'Дима был молодой задиристый парень, любивший приударить за девушками. Коренастый, сухой, с крючковатым, как у ястреба, носом Лоренцо рос без отца, но мать держала его в строгости, что не мешало Лоренцо регулярно появляться дома с синяками и кровоподтеками. Дз'Дима нравился девушкам за бесстрашие и готовность вступить в схватку за даму с любым противником. К тому же он был парень неглупый, учился прилично, и, когда настало время идти в армию, Лоренцо направили на учебу в Чивиттавеккья в военно-морскую школу радистов. Командование ВМС специально набирало ребят из южных провинций. Парни могли общаться в прямом эфире практически открыто, ни один английский шифровальщик был не в состоянии понять их чудовищный диалект.

После школы радистов, где Дз'Дима не только получил технические навыки, а еще и выучил английский язык, его распределили помощником радиста на флагман королевского флота линкор «Адмирал Джакомо Амилькаре». Лоренцо проплавал на линкоре почти год, ходил и в Атлантику, и к берегам Абиссинии и уже было собирался на дембель, но тут начались военные действия, и Лоренцо пришлось остаться на флоте. «Адмирал Амилькаре» принимал участие в героических военно-морских операциях у Гибралтара и у Мальты, но однажды английская субмарина сумела подкрасться к линкору и торпедировала его. Потопить не потопила, но нанесла столь серьезные повреждения, что командование вынуждено было надолго поставить линкор на ремонт в доки Генуи. Экипаж был частично списан на берег, частично распределен по другим судам. Дз'Дима откомандировали на немецкое транспортное судно, перевозившее военные грузы из Данцига в Мессину.

Командир английской подводной лодки, увидев в перископ обычный немецкий транспорт, решил атаковать его торпедами. Так как охраны рядом не было, он решил немного всплыть и выпустить торпеду по судну, в котором с виду ничего особенного не было — так, только грузовики перевозили на палубе. Оказалось, что транспорт был таким образом замаскирован, а на самом деле перевозил боеприпасы, которые, сдетонировав, послали один из грузовиков в полет. Грузовик, упав на лодку, утопил ее со всем экипажем…

Лоренцо повезло: в момент торпедной атаки он находился на верхней палубе, возвращаясь с вахты. Когда рванули ящики со снарядами, парню оторвало ногу и взрывной волной его вынесло далеко за борт. Оглохший, контуженный, не чувствуя ног, Лоренцо вынырнул на поверхность и инстинктивно схватился за обломки корабельной шлюпки. Вода вокруг него кипела, грохот стоял адский, с шипением падали обломки. На транспорте один за другим раздавались мощные взрывы. Лоренцо последним усилием подтянул тело на доски и потерял сознание.

Моряка подобрали через четыре часа. Выжил Дз'Дима, можно сказать, чудом. Его направили в военно-морской госпиталь, и он там провалялся несколько месяцев. Ему обещали протез, но ввиду военного времени предложили пока походить на деревяшке. Списанный на берег вчистую, Лоренцо так и вернулся в Вигату на деревяшке, на манер пирата Джона Сильвера. Матушка его к тому времени умерла. Один в доме, без семьи, без детей, без работы, калека… Лоренцо понял, что его жизнь окончена. Лучше погибнуть в бою, чем влачить жалкую участь никому не нужного, безногого ветерана.

В один из вечеров Лоренцо решил, что пришел его час. Он еще не знал, как покончит с собой, но был уверен, что это его последний вечер на неласковой земле. Хватанув две кружки граппы, [7] Виноградная водка типа чачи. он вышел в вечернюю темноту. Ноги (вернее, одна нога, деревяшка не в счет) сами несли его туда, где пульсировала жизнь, где были красивые женщины, витали душистые ароматы, был яркий свет и кипело пиршество плоти — в «Пансион Евы».

В салоне играла музыка — дон Стефано доставил недавно в заведение патефон и кофр с пластинками. Это были в основном танго, фокстроты, несколько оперных арий и даже пара военных маршей. Полураздетые девушки вальяжно прохаживались по салону, прилично одетые синьоры сидели на диванах, оживленно болтали, курили. В этот момент на пороге появился Лоренцо на своей деревяшке, небритый, с дикими глазами, одетый в морскую робу с гюйсами и орденской ленточкой. Вид его был настолько пугающим, что разговоры в салоне моментально смолкли. Казалось, Дз'Дима начнет сейчас все вокруг крушить, ломать, рвать на части. Через пять секунд доиграла пластинка и наступила вязкая, напряженная тишина. Тогда одна из девушек по имени Линда, у которой брат служил на флоте, гулкими в тишине шагами подошла к патефону, поставила новую пластинку, прокрутила ручку, опустила иголку — и зазвучал вальс. Волнующий, чарующий, волшебный. Его звуки принесли всем явное облегчение. А Линда решительно пересекла зал, подошла к Лоренцо, взяла его левую руку в свою правую, потом взяла его правую руку и опустила на свою талию. Дз'Дима, не отрываясь, смотрел девушке в глаза.

— Раз, два, три, раз, два, три, — негромко, почти шепотом начала Линда и стала легонько переступать с ноги на ногу.

Дз'Дима зачарованно принялся следовать ее движениям, сначала неловко, а потом все более и более уверенно, притоптывая своей деревяшкой, и вот уже пара кружилась — угловато, рывками, но в ритм, в такт, в резонанс с чудесной музыкой, напоминавшей о том, что жизнь продолжается и что на свете существуют еще любовь и тепло.

Пластинка окончилась, а Дз'Дима все держал Линду за руку и, не отрываясь, смотрел ей в глаза. Девушка улыбнулась и повела Лоренцо за собой вверх по лестнице. Моряк безропотно подчинился.

Через час он твердо ступил на верхнюю ступень лестницы, как на капитанский мостик, обвел салон орлиным взором и стал медленно, с достоинством постукивая деревяшкой, спускаться в зал. Утомленная Линда, устало пошатываясь, скромно следовала сзади. Казалось, она несет за ним шлейф адмиральской мантии. Дз'Дима наотрез отказался от скидки и гордо оплатил два получасовых тарифа из остатков своей ветеранской пенсии.

На следующий день к нему в дом зашел дон Джузеппе Салина, владелец кинотеатра «Одеон» и предложил работу киномеханика.

Говорить этот мальчик начал в том возрасте, когда все дети обычно начинают говорить, но и папа, и мама, и дедушка, и бабушка, и все дяди и тети, словом, все сразу в семье поняли, что Доменико Пиоло по прозвищу Миникуццо, страшный заика. Он ни слова не мог произнести, не запнувшись. Это было невероятным мучением как для него самого, так и для тех, кто его слушал.

В первом классе учительница знакомилась с учениками:

— А тебя как зовут?

— До… До… До…

— … ре-ми-фа-соль-ля-си, — продолжал хором весь класс.

Бедняга пытался произнести фамилию:

— Пио… Пио… Пио…

— Ку-ка-ре-ку! — откликался класс. — Кудах-тах-тах!