Андреа Камиллери - Пансион Евы

Еще одна любовная история достойная описания: любовь между Джуджу Фирруцца и Луллу. Джуджу Фирруцца был симпатичным молодым человеком, из хорошей семьи, серьезный, образованный, учился на третьем курсе медицинского факультета в Палермо. Его отец дон Антонио благодаря своим связям сумел отмазать сына от военной службы. Один знакомый врач обнаружил у Джуджу порок сердца. Хотя в тот момент, когда Джуджу встретился с Луллу, сердце у него работало великолепно. По воле строгих родителей Джуджу, как почтительный сын, был помолвлен со своей далекой кузиной, девушкой набожной и благочестивой, каждый день посещавшей церковь. Ее звали Нинетта, она была толстой и носила очки. Несмотря на данный брачный обет, кузина позволила поцеловать себя не ранее, чем через два года после помолвки, да и то не в губы, а слегка в щечку. После чего сразу же помчалась в церковь исповедоваться.

Это был первый и последний раз, когда губы юноши прикоснулись к коже невесты. Но природа брала свое, Джуджу Фирруцца держался, как мог, а потом все-таки не выдержал и в один апрельский вечер, трепеща от смущения, появился в дверях «Пансиона Евы». Так случилось, что ему досталась Луллу. Не потому, что он ее выбрал, просто в тот момент она была единственной свободной девушкой. А Джуджу просто хотелось сделать по-быстрому свои дела с той или с другой женщиной, большого значения не имело. Едва войдя в комнату Луллу, Джуджу ощутил аромат — сильный, настойчивый, необычный запах, в котором смешались мята, корица и гвоздика. Запах был столь приятен, столь насыщен, что заполнял все легкие и, казалось, обволакивал кожу. В самом деле, управившись с девушкой, Джуджу понял, что от этого аромата ему теперь так просто не отделаться: руки, грудь, живот и все остальное внизу буквально пропитались райским парфюмом.

— Где ты покупаешь эти духи?

— Нигде, я сама их делаю.

— А из чего?

— Из сушеных трав. Мне их два года назад один мужчина подарил, и он же научил, как приготавливать эссенцию. А в прошлом месяце другой клиент, к счастью, оставил мне в подарок бутылочку спирта. Сейчас так трудно достать спирт. Ну что, пойдем?

— Нет.

И с чего вдруг у него вырвалось это «нет»? Ведь он был приглашен сегодня вечером на ужин в дом к невесте! Что ж, придется опоздать.

Он и опоздал. Потому что вынужден был зайти еще к себе домой, чтобы смыть в ванной запах духов Луллу. По дороге к дому невесты Джуджу то и дело подносил руку к носу: из-под запаха мыла неотвратимо пробивался аромат девушки из «Пансиона».

На следующий день Джуджу вновь посетил Луллу, и на следующий день также. Луллу продержалась с неделю, а потом призналась Джуджу, что ее начала тяготить необходимость обслуживать других мужчин. Тогда Джуджу стал приходить пораньше, сразу к открытию «Пансиона», чтобы быть первым клиентом Луллу. Если рабочий день начинался с Джуджу, остальная его часть не казалась ей столь тягостной. Их встреча длилась полчаса, но потом Джуджу не уходил из «Пансиона», а оставался сидеть в салоне. Когда очередной клиент выбирал Луллу, влюбленные встречались взглядами, и Джуджу делал ей ободряющий знак. И все же Луллу поднималась по лестнице с клиентом, словно на Голгофу.

В один из вечеров в «Пансион» завалилось трое иностранцев. Они были сильно выпивши и вели себя агрессивно, откровенно нарываясь на скандал. Одной девушке они заявили, что у нее кривые ноги, другой, — что она, мол, косоглазая. Самый наглый из этой троицы сунул свой нос Луллу между грудей, шумно вдохнул и закричал, что девица воняет прокисшей сметаной.

Джуджу вскочил с дивана, подошел к наглецу и врезал ему по роже, расквасив нос. Пока побитый ругался и промокал кровь носовым платком, два его дружка набросились на Джуджу. На помощь поспешили трое клиентов, и через несколько секунд свалка стала всеобщей. Девушки в панике бежали вверх по лестнице, заполняя салон оглушительным визгом. Кавальере Лардера забрался с ногами на диван и потрясая тростью, вопил:

— Остановитесь! Прекратите бардак, это же бордель!

Мадам Флора была вынуждена вызвать карабинеров. Те забрали Джуджу и трех иностранцев. Джуджу освободили через два часа, после того как фельдфебель составил протокол. История, как это часто бывает, облетела весь поселок и достигла ушей коммендаторе Гаэтано Монджиторе, отца невесты Джуджу. Коммендаторе был человеком строжайших моральных принципов. Он немедленно вызвал Джуджу к себе в нотариальную контору и объявил, что помолвка с этого момента считается бесповоротно расторгнутой и что он никогда, ни за что на свете не отдаст свою дочь столь развратному молодому человеку, завсегдатаю публичных домов, в которых тот, скорее всего, уже подцепил какую-нибудь венерическую болезнь.

— Оставьте вашу дочь себе, помолвку я и сам собирался расторгнуть в ближайшие дни, поскольку влюблен в другую женщину, — гордо ответил Джуджу, поднялся и вышел вон.

Нотариуса Монджиторе едва не хватил удар при этом известии. Как только Джуджу вышел из конторы, коммендаторе отправил за его отцом, кавальере Антонио Фирруцца, который по части моральных принципов, мужской чести и достоинства был монстром пострашнее самого коммендаторе.

— Мне весьма жаль, дорогой кузен, — начал Монджиторе, — но то, что я должен сообщить, не доставит тебе радости.

Гнев коммендаторе прошел, более того, он чувствовал даже некоторое удовлетворение, поскольку всегда испытывал антипатию к кавальере Фирруцца.

Вся история была доведена до сведения кавальере. Помощник нотариуса даже принес ему стакан воды, потому что кавальере находился на грани обморока. Как?! Его сын Джуджу, ангел, спустившийся на землю, устроил драку в борделе? Бедный мальчик, что на него нашло? Да его, верно, околдовали, голову ему заморочили! Подозрение вызывали последние слова Монджиторе: «Он сказал, что влюблен в другую женщину. Не хотел бы я, чтобы Джуджу потерял голову из-за одной из этих бесстыдниц».

В тот же вечер у кавальере Фирруцца поднялась температура до сорока градусов. Его супруга находилась рядом и пыталась наложить ему на лоб холодный компресс, а кавальере метался и не давался. И тут у нее вырвалось:

— Пожалуйста, не дергайся, доверься женским рукам.

Эх, кавальере будто бы ежа в постель подложили! Он оттолкнул ее руку, сорвал со лба компресс, вскочил с постели, как был, в ночной рубахе, и заорал диким голосом:

— Вон отсюда, немедленно, ты сама со своими чертовыми женскими руками!

На следующий день, немного остыв, кавальере втайне отправился к дону Стефано Джаколино, хозяину «Пансиона».

— Дон Стефано, знаете ли вы, что между моим сыном Джуджу и одной из женщин в «Пансионе» закрутился роман?

— Ничего не знаю.

Хотя прекрасно знал. Мадам Флора аккуратно информировала его обо всем, что происходит во вверенном ей заведении. Кавальере, потея от стыда, вынужден был изложить дело. Тогда дон Стефано важно произнес: