Александр Воинов - Ватутин

— Значит, вы считаете, товарищ Виноградов, что немцы могут ночью атаковать нас? — спокойно спросил Ватутин.

— Для этого есть данные, товарищ командующий.

— Давайте взвесим их. Я вас слушаю.

— Как вы помните, товарищ командующий, — начал Виноградов, — вчера на участке дивизии генерала Ястребова разведчики в ночном поиске добыли «языка» — ефрейтора Курта Верке. Пленный показал, что в его части фортификационные работы прекращены. Фашистские офицеры разъяснили солдатам, что в ближайшие дни начнется наступление и укреплять оборону нет необходимости.

— Так! — внимательно слушая, произнес Ватутин.

— Это же подтверждено и словенцами, перебежавшими на нашу сторону из семьдесят восьмой немецком штурмовой дивизии.

— Кстати, очень показательно, — перебил Ватутин, — гитлеровское командование уже посылает против нас словенцев, которым оно не очень-то доверяет и которых мобилизовали насильно. Стало быть, приходится туго. Ну, дальше…

— За последние два дня наша авиаразведка отмечает, что передвижения войск в глубоком тылу противника к фронту значительно уменьшились. Не свидетельствует ли это, что немецкое командование в основном закончило перегруппировку, предшествующую наступлению…

— Дальше!

— И наконец, последние данные, товарищ командующий. Сегодня утром немецкое командование отдало приказ полностью заправить горючим баки танков и автомашин.

Ватутин спросил:

— Все?

— Все, товарищ командующий. — Генерал вложил бумаги в папку, захлопнул ее и положил на край стола.

Ватутин задумчиво поглядел в окно, за которым медленно угасал закат.

— Все это как будто убедительно, — заговорил Ватутин, — и в то же время не совсем. Помните, в начале июня они на одном участке даже начали снимать минное поле и накапливаться для атаки. А что произошло потом?.. Потом они сняли свои части и перебросили на другой участок. Разминирование было предпринято только для того, чтобы сбить нас с толку. Почему бы и сейчас им не попытаться обмануть?

— Нет, товарищ командующий, сейчас показания более серьезные, — возразил генерал. — За эти две недели гитлеровцы значительно укрепили свои группировки у Орла и Белгорода. Кстати, я связывался с Центральным фронтом. Там примерно такие же признаки.

Зазвонил телефон. Ватутин взял трубку:

— Слушаю!.. Товарищ Шумилов… Ах, вот как! Это точно?.. Так, хорошо. Принимайте меры… — И, кладя трубку, Ватутин сообщил Виноградову: — Ну, вот еще один признак. Шумилов докладывает, что установлена переброска вражеских войск из глубины к переднему краю.

Ватутин вызвал адъютанта и распорядился пригласить начальника штаба.

Через несколько минут в комнату вошел высокий, могучего телосложения генерал Иванцов. Его загорелое лицо от привычки жмуриться на солнце было иссечено белыми морщинами. На вид ему лет тридцать пять, а то и меньше. Он на мгновение задержался в дверях, кого-то торопливо поприветствовал, а затем подошел к столу.

— Слушаю, товарищ командующий, — сказал он, обменявшись взглядом с начальником разведки.

Ватутин похлопал тыльной стороной ладони по сводке:

— Это видели?

— Видел, товарищ командующий.

— С выводами разведки согласны?

Вопрос был поставлен в упор. Как бы едва заметная тень прошла по лицу Иванцова. Конечно, в точности сообщений разведчиков он уверен, но означает ли это близость удара…

— Вижу, колеблетесь, — сказал Ватутин и сердито махнул рукой. — Давайте продумаем положение…

Иванцов раскрыл такую же, как у Виноградова, папку, которую держал в руках, вынул из нее несколько новых документов и положил их перед Ватутиным.

— Поглядите, товарищ командующий. Только что получено от Чистякова…

Когда генералу Иванцову из Ставки предложили перейти на Воронежский фронт, он не отказался. За недолгое время, которое Иванцов провел в сражениях бок о бок с Ватутиным, он нашел с ним много общего. Особенно их сблизили после боев у Сталинграда трудные мартовские дни 1943 года, тяжелые бои под Харьковом и Мерефой.

Многое было пережито вместе с Иванцовым. И Ватутин видел: не ошибся, когда после трагической гибели начальника штаба Юго-Западного фронта, убитого в декабре, назначил на его место молодого генерала. Новый начальник штаба оказывал большую помощь в руководстве войсками.

А то, что готовилось в апреле, мае и июне на Курской дуге, по своим масштабам намного превосходило все, что предшествовало Сталинградской битве и развернувшемуся затем сражению на Среднем Дону.

Последнее время разведка доносила о непрерывных передвижениях больших масс войск по ту сторону фронта, о новых вражеских танках и самоходных орудиях. Но к лету 1943 года вооружение нашей армии намного пополнилось и улучшилось. Появились большой пробивной силы нового типа орудия, усовершенствовались танки Т-34, был создан тяжелый танк ИС… Было что противопоставить танкам врага, его орудиям, самоходкам.

Укрепления, о которые должен был разбиться наступательный порыв гитлеровцев, строились на глубину до ста пятидесяти километров. Войска располагались так, чтобы они могли нанести ответные контрудары, перейти в контрнаступление.

Один военный историк подсчитал, что за три месяца до битвы на Курской дуге было вырыто почти десять миллионов метров траншей и ходов сообщения. Вытянутые в одну линию, они составили бы глубокую канаву, по которой человек мог бы пройти от Атлантического до Тихого океана, видя над головой только небо. — А если использовать труд, затраченный на всю эту работу, в мирных целях, то можно было бы вырыть судоходный канал протяжением почти в две тысячи километров.

Только на одном Воронежском фронте саперы установили свыше шестисот тысяч мин, а количество стрелковых и пулеметных окопов приближалось к семидесяти тысячам. Все важнейшие населенные пункты приспосабливали к круговой обороне. Мосты на случай прорыва вражеских танков подготовили к взрыву.

У Обояни особенно прочно укреплялся участок, занимаемый армией Чистякова, где ожидали главный удар гитлеровских войск. Здесь построили: около половины всех препятствий и установили наибольшее количество противотанковых мин…

Было над чем работать и было о чем думать Ватутину, его штабу и всем командирам частей! Сложность расположения войск, находившихся в Курском выступе, заключалась еще и в том, что войска Рокоссовского, оборонявшие фронт со стороны Орла, и войска Ватутина, обращенные на юг — к Белгороду и Харькову, соприкасались в глубине обороны своими тылами. Если гитлеровцы сумеют прорваться в тылы Воронежского фронта, то тем самым они выйдут и в тылы Центрального фронта. А это грозило тяжелейшими осложнениями. Поэтому Ватутин стремился как можно яснее представить, где же те участки, с которых гитлеровцы нанесут самые сильные удары.