Борис Лавренёв - Собрание сочинений. т.4. Крушение республики Итль. Буйная жизнь. Синее и белое

Подвысоцкий нагнулся и половиной корпуса исчез в люке. Выпрямился.

— Открывают клинкеты, Владимир Андреевич. Сейчас вылезут.

Матросы вновь появились на палубе.

— В шлюпку! — скомандовал Кукель и последним опустился по трапу, держа секретные книги.

— Зажигайте!

Подвысоцкий чиркнул спичку. Глеб увидел, как, подымаясь по шнуру кверху, зазмеилась струйка рыжеватого на солнце дыма.

Матросы налегли на весла, торопясь отвести четверку, и едва она поравнялась с катером, внутри миноносца заглушение прокатился взрыв. Черные взмывы дыма вылетели из машинных иллюминаторов, как из дул орудий, и поплыли, опадая к воде. Миноносец стал заметно оседать кормой.

Люди из четверки перебрались в катер, закрепили буксир, и катер малым ходом пошел к зеленеющему в лесах берегу.

Все не сводили глаз с миноносца. Он все больше садился кормой, ложась набок. С полубака слетели в воду багры. Миноносец лег бортом, качнулся, быстро показал киль и с тихим всплеском исчез.

Огромное масляное пятно, переливаясь радугой, расплывалось на тихой поверхности моря.

— Прощай, «Керчь»! Вечная тебе память! — произнес Баслюк, едва сдерживая слезы, и надвинул бескозырку на лоб.

Катер шурхнул днищем по гальке и уперся в берег. Глеб выскочил вслед за матросами.

Вся команда собралась наверху, на шоссе. Глеб перешел шоссе, взлез на пригорок и сел в тень берестовых деревьев.

Он видел, как со всех сторон потянулись к командиру матросские загорелые, просмоленные трудовые руки, торопясь сжать в последнем рукопожатии ладонь командира.

Потом кучками, по десять — пятнадцать человек, матросы потянулись по шоссе в направлении Туапсе. В одной из этих кучек ушли Кукель и Подвысоцкий.

Глеб остался один. Покинутый катер сиротливо колыхался у берега, скрипя днищем о гальку. Понемногу он сползал на свободную воду, и вскоре течение понесло его вдоль берега. Масляное пятно на месте потопления «Керчи» расплывалось все шире. На середине его изредка выскакивали и лопались пузыри воздуха.

Глеб встал с камня и спустился на шоссе. Направо лежало море, синее, тихое, ласковое, — льстиво затаившаяся до времени стихия, буйная и враждебная человеку.

Налево зеленела дикая чаща деревьев, всползающих в гору, переплетенные кустарники, цепляющиеся по скалам, острые ребра камней — первозданный анархический беспорядок природы. И только шоссе протянулось прямой лентой, путем, проложенным трудовыми усилиями организованного человечества.

Оно было единственной дорогой, ведущей в будущее. И Глеб торопливо, точно боясь затеряться, бросился бегом по шоссе — догонять ушедших, судьба которых навсегда становилась его судьбой.

1932

В том вошли три романа Б. А. Лавренева, написанные в 1925–1933 годах.

Роман впервые напечатан в журнале «Звезда», 1925, № 3–6. Рассказчик и драматург по характеру своего дарования, Б. Лавренев уже с начала 20-х годов делал неоднократные попытки создать большое эпическое полотно на материале гражданской войны и революции. Но эти попытки долгое время были безуспешны. «Крушение республики Итль» — первый законченный роман писателя. Сатирический замысел, пародийная манера повествования, острый приключенческий сюжет — таковы главные особенности этого произведения, о котором один из первых его рецензентов (А. Лежнев), довольно строго отнесшийся к политической сатире Лавренева, писал в журнале «Печать и революция»: «Роман читается хорошо, и интерес возрастает по мере развертывания сюжета… Он представляет большой шаг вперед в творчестве Б. Лавренева на пути овладения сюжетом. Как авантюрный роман — он заслуживает большого внимания» («Печать и революция», 1926, № 6, с. 209).

Ирония, окрашивающая собой все повествование и придающая политическим проблемам романа характер веселого фарса, безудержной буффонады, типична для творческой манеры Б. Лавренева середины 20-х годов. Характеризуя творчество Б. Лавренева 1925–1926 годов, П. Медведев писал: «Ироническая усмешка вообще редко сходит с лица Лавренева, и ирония — самый существенный элемент его интонации… Эта ироническая настроенность постоянно врывается у Лавренева в объективный план повествования, создавая своеобразный лирико-иронический аккомпанемент… Всюду за рассказываемым чувствуется сам рассказчик, живой, веселый скептик, романтик поздней „критической эпохи“»(П. Медведев. Вступительная статья к Собранию сочинений Б. Лавренева, том. 1, М., ГИХЛ, 1931, с. 23).

Критика 20-х годов связывала жанр и манеру романа Б. Лавренева непосредственно с западной литературной традицией, в частности, особенно упорно называя имя А. Франса. Однако моду на условно-сатирический и фантастический роман, в утверждении которой участвует и Б. Лавренев, никак нельзя объяснить чисто внешним влиянием, для нее были свои внутренние причины в самих особенностях времени. Многие прозаики и драматурги, в том числе И. Эренбург, А. Толстой, М. Булгаков, причастны к созданию этого нового своеобразного жанра, сочетающего в себе предельное обнажение механики буржуазных отношений с иронией и скепсисом, рожденными нэпом.

При всей облегченности и откровенной пародийности, с которыми написано «Крушение республики Итль», роман этот свидетельствует о пробуждении у Б. Лавренева уже в 1925 году интереса к проблемам международной политики, о рождении у вчерашнего лирика и романтика дара публициста. За постоянной улыбкой, за нагромождением экстравагантных приключений прекрасно видны отчетливо понятые писателем основы буржуазной демократии и империалистической политики. Схема политической игры, которую ведет «великая держава» по отношению к «демократическому» правительству опереточной республики Итль, не искажена иронией и шуткой, а, напротив, проявлена и обнажена с убедительностью и ясностью детского рисунка. Современники романа в один голос утверждали, что прямым прообразом этих фантастических и веселых приключений являются недавние события на юге России в период иностранной интервенции. Так, П. Медведев писал:

«В основном материал романа взят из эпохи гражданской войны. Реальным прообразом того, о чем рассказывается в „Итле“, является история крымской „демократической республики“. За прозрачными псевдонимами легко узнаются реальные страны и исторические события. „Страна ассоров“ — это наша республика. Наутилия — Англия; городу, в котором развертывается основное действие романа, приданы характерные черты Баку» (там же, с. 23–24). Рецензент «Нового мира» Ф. Жиц писал: «Сквозь легкую ткань символики наименований нетрудно разглядеть реальные формы современности: Россию, Англию и бакинскую нефть. Прием этот — быть одновременно и одетым и раздетым — понадобился автору, очевидно, для того, чтобы свободнее располагать историческим материалом и показать типические черты эпохи в период интервенции и всякого рода политико-финансовых авантюр на юге России» («Новый мир», 1926, № 7, с. 190–191).