Борис Тартаковский - Смерть и жизнь рядом

— Договорились, — сказал парень, — сейчас же и заберем.

— Сам?! — обеспокоился старый Пекар.

— Зачем сам? Кликну своих! Сейчас молодцы появятся. Как в сказке, — усмехнулся парень.

Молодцы действительно появились — Пекар насчитал восьмерых, и все были на лошадях.

Парень подошел к одному, видно старшему, с золотым чубом, и стал рассказывать о своем договоре с лесником. «По всему видно, — подумал Пекар, — что этот чубатый — русский. Тем лучше, попомню я тебе, большевичок, восемнадцатый год…» Старший слушал, кивал, соглашался. У Пекара стала подрагивать икра на тощей ноге — очень волновался: боялся, что партизаны уйдут, прежде чем он успеет сообщить о них по телефону немцам. Но внешне Пекар был спокоен я сразу сообразил, как надо поступить.

— Эй, манжелка! — закричал он, вызывая жену.

Старая вышла.

— Неси молока! — приказал муж. — Не видишь, гости на дворе…

Жена метнулась в дом, а Пекар подошел к всадникам.

— Ну, договорился? — спросил у молодого словака, которого русский называл Марианом.

— Мы согласны, отец. Выноси свое добро. Или помочь тебе?

Тут вышла жена. В одной руке она держала ведро с молоком, в другой — деревянный ковшик с резьбой на изогнутой ручке.

— Только что надоила, — объяснила старая. — Еще парное… — зачерпнула молока и подала старшему.

— Дякуем, матка, — сказал тот по-словацки и стал жадно пить.

Пекар спросил:

— Может быть, не побрезгуете лесничьей полевкой? Ты бы чего-нибудь сготовила, манжелка, — сказал он жене. — Колбасы бы нажарила. А? Гость у нас редкость… — повернулся он к старшему.

Тот пил, и капли молока падали на грудь и на шею лошади.

Пекар опять к жене:

— А я схожу в погребок за капустой. Может быть, и бутылочку боровички найду, хе-хе…

— У меня еще и горшок с кнедликами остался… — добродушно улыбнулась старая карга. — А может быть, яичницу приготовить? — спросила она.

Партизаны переглянулись, и русский кивнул. Не говоря ни слова, всадники спешились и стали привязывать лошадей к стволам молоденьких буков.

— Ты, Шимон, и ты, Йонаш, оставайтесь тут, — приказал старший.

«Осторожен, сукин сын!» — подумал Пекар и повел гостей в дом.

Партизаны уселись за стол, на котором скоро появилась всякая снедь. Над большой миской горячей полевки вился парок. Пекар принес из погреба бутылку боровички и, кинув взгляд на часы с кукушкой, висевшие против него на стене, насупился: «Дорого обойдется мне эта свадьба!» Но тут же в уме прикинул: шесть с половиной тысяч да три партизанских — это сумма. Часы показывали пять, уже смеркалось, а немцы должны были быть не позже половины шестого. Пекар стал договариваться о трех тысячах.

— Пошли, — сказал он старшему, — посмотришь, что продаю, — и захихикал. — А то еще кота в мешке купишь.

— Что ж, пойди посмотри, Мариан! — приказал русский, а сам стал распоряжаться, кому пойти на подмену тем, кто сторожил лошадей.

«Осторожен, собака!» — злобно подумал Пекар.

— Идем, отец, показывай! — предложил тот, кого называли Марианом.

Пекар успел возвратиться, успел получить свои три тысячи и вышел опять будто бы за колбасой, которая так понравилась гостям, но возвращаться не торопился, так как на часах было двадцать пять минут шестого. Пекар и жену отослал в погреб, чтобы она не попала под пулю.

Немцы приехали в точно назначенное время. Пекар услышал выстрелы и, взяв охотничье ружье, стал у чердачного окна.

Двое, сторожившие коней, были сразу убиты. Пекар видел, как кони стали рваться с привязи. Но тут его внимание привлек третий партизан. Он выскочил в окно и пустился через двор к лошадям. Это был тот, в котором Пекар признал русского. Да, это был он, и Пекар выстрелил в него из своего ружья один раз и еще раз, потому что русский уже добежал до лошади и взялся за повод. После второго выстрела русский упал.

Все было кончено. Ни один не ушел со двора Пекара. Были убитые и раненые и среди немцев, хотя партизаны не ожидали такого предательского налета. Лейтенант, командовавший немцами, был страшно зол не только на партизан, но и на Пекара, и, когда тот заговорил о кронах («Эти бандиты сожрали годовой запас хлеба и мяса», — плакался Пекар), лейтенант сказал, чтобы Пекар шел к чертовой матери, если не хочет получить добрый заряд в свою старую задницу, и чтобы он сейчас же принес боровички и хорошей закуски к ней, а если он не принесет, то они сами поищут в его погребе, и пусть пеняет на себя.

Долго еще светились окна в доме лесника. А днем, когда каратели уже уехали, из соседней деревни прибыли крестьяне. Их прислал лейтенант, чтобы зарыть убитых партизан. Старый Пекар даже прослезился, рассказывая, как напросились к нему в гости партизаны, как он стал их угощать чем бог послал, а тут нагрянули фашисты и всех перестреляли.

Крестьяне слушали Пекара угрюмо и недоверчиво, положили убитых на возы и медленно тронулись к сельскому кладбищу. Возы тихо поскрипывали на снежной дороге, и каждый встречный снимал шапку и крестился, провожая страшный поезд взором, полным ужаса.

Пекар сидел на втором возу и думал о том, как эти сволочные фашисты здорово его обдурили. Правда, пять тысяч крон ему все же перепали в этой истории. Вдруг леснику показалось, что один из трупов шевельнул рукой. Пекар был закаленным стариком, и сам дьявол не мог бы его испугать, но тут у лесника зашевелились под шапкой волосы. Да, труп ожил. А когда он поднял руку и открыл глаза, Пекар дико закричал и соскочил с воза. И крестьяне, увидев ожившего партизана, кинулись с возов.

Партизан между тем совсем очнулся и застонал.

— Пи-ить… — услышали крестьяне и сразу даже не поняли, чего тот хочет. Он говорил на чужом языке, но Пекар, уже пришедший в себя, сразу сообразил, что произошло и на каком языке говорит этот оживший партизан. Его называли Нестором. Пекар хорошо запомнил. — Пи-ить… — просил партизан.

— Он просит напиться, — догадался один из крестьян и поспешно достал из-под сиденья флягу. — На, бедняга, пей! — сказал он, приложив к окровавленным губам раненого флягу с водой. Но второй крестьянин, с умным взглядом черных глаз, сказал, что не надо ему давать воды, может быть он ранен в живот, а таким опасно давать пить. Пекару вся эта история очень не понравилась: он боялся живого свидетеля своего предательства. И лесник поспешно заговорил о том, какие могут быть неприятности, если немцы узнают, что словаки помогли раненому партизану, да еще русскому.

— Что же делать? — задумались крестьяне. Каждый из них в душе побаивался Пекара, им был знаком его крутой характер.

— Его надо сдать в комендатуру, вот что, — угрюмо продолжал Пекар. — Ничего не поделаешь, против закона не пойдешь. За одного партизана немцы могут сжечь всю дедину.