Александр Литвинов - Германский вермахт в русских кандалах

Ребята намеренно пошли мимо коновязи горкома партии.

Уткнувшись в подвешенные торбы, лошади монотонно жевали. Обычные лошади. И хвосты у них были обычные, масти не- подходящей.

Лошадей озирая, друзей машинально замедлили шаг. И тут их лица осветились радостью охотников, напавших на добычу долгожданную: среди лошадей обычных, будто взялась из сказки, стояла лошадка ухоженная, соловая красавица с роскошным хвостом соломенным!

Красоту свою чувствуя, она голову гордо держала и только гривой потряхивала, да хвостом, как снопом тугим по ногам стегала, мошкару отгоняя.

Кобылка была впряжена в легкую бричку с откинутым верхом. И бричка сама, и дуга, и оглобли, и два колеса, и сбруя упряжная — были черного цвета с заклепками и позументами под золото жаркое, скрытое лаком.

— Вот это да-а! — конопатинки Толика по лицу разбежались от улыбки счастливой.

— Ух, ты! — на шепот сошел Валерик, словно спугнуть боялся видение это.

Глаз Толяна упал на хвост ее светлый, да и присох неотрывно:

— На шухаре будь! — приказал он Валерику. А сам, оббежав коновязь, огляделся и подошел к кобылке по-хозяйски. Шелковистую россыпь хвоста принял в руку, будто струны прозрачные:

— Вот это волос, Валерка! Вот это да! Под крючок самый цимус! Пару волосиков намотаю на палец… Пару, чтоб кобылка не дергалась…

Намотал и резко дернул вниз! Но слабо дернул: волос крепко сидел в репке хвоста.

«Значит, волос надежный, раз крепко сидит! Не то, что у клячи корявочной!»

Рвал теперь резко и сильно по одному волоску, собирая их в левую руку. Сам себе улыбался Толян, и сердце его ликовало.

На Толяна кобылка косилась, морганием глаза отмечая потерю каждого волоса, да ушами прядала, выжидая с терпением, когда ж эта пытка закончится!

Увлекся Толян и упустил осторожность. Озираться даже не стал, надеясь на безнаказанность. А Валерик тут и закричал голосом придавленным:

— Шухар, Толян! Смывайся! Сзади мужик какой-то!

— Да щас, погоди!..

Еще волосок напоследок собрался рвануть, как кто-то безжалостно-больно, будто клещами, за ухо схватил Толяна. Без слова и брани схватил! И Толяну почудилось, что этот кто-то его от земли оторвал и все продолжал поднимать с нарастающей болью и гулом в ушах! И так крутанул его бедное ухо, что Толян обомлел, услышав за болью пронзительной оглушительный хруст в голове.

Сквозь слезы успел разглядеть галифе темно-синее с красным кантом и сапоги, до блеска стального начищенные.

«Лягавый! — холодом ахнуло сердце Толяна. — Батю теперь затаскают!»

И Толян заскулил: так ему еще не было больно и страшно:

— Дяденька, дяденька! — чтобы как можно скорее разжалобить да прощение вымолить. — Я не знал, что она — это ваша! Ей-Богу, не знал! Я, дяденька миленький, больше не буду! Ей-Богу, не буду!

— Усек! — табачною вонью курильщика злостного дохнул на Толяна мужик. И выпустил ухо из пальцев-клещей. И коленом Толяну поддал под зад, чтобы понял: пора уже «когти рвать», пока «дяденька» не передумал.

Друзья только в сквере, за деревом прячась, в себя пришли, отдуваясь тяжко от бега стремительно-быстрого.

— Ух, ты, как ухо твое! — покрутил головой Валерик, изображая жаркое сочувствие. — А мужик этот кто?

— Сам начальник НКВД Яшка Петренко, — поморщился Толян, ладонью прижимая к голове болью набухшее ухо. Стиснутый кулак другой руки сжимал соломенно-светлую прядь хвоста кобылки соловой. Это обоих и радовало, и пугало.

— Сам начальник НКВД, — повторил Валерик, вслушиваясь в звучание слова «НКВД». — Да-а! Он же мог тебя арестовать! И посадить!

— Мог, — обреченно кивнул Толян.

— А почему ж не посадил?

— Почему, почему… Потому, что под рукой «черного ворона» не было.

— Ух, ты! — обмер Валерик и на Толяна глянул, как на героя. — Вот это да-а!

А тот человек в галифе, отвернул от коновязи лошадь, в бричку сел и, хлопнув вожжами по крупу кобылки, дал ей волю, чтобы рысью пошла.

И стуком копыт отмеряя время, отставив хвост и гриву пустив по ветру, красивой песней летела кобылка, отдав себя людям на любование.

Было утро выходного дня.

Не спеша, дядя Ваня впрягает Монголку в повозку. Сережка-ремесленник в кустах на тропинке поджидает Валечку-гимнастку. Детвора, макая соломинки в мыльную воду, что в банке консервной, пускает пузыри.

В это время по улице строем школьники проходят, дружно поют и шагают в ногу. С ними девушка шагает с боку, задорно поет и руками машет с песней в лад:

Взвейтесь кострами, синие ночи!

Мы пионеры, дети рабочих.

Близится эра светлых годов.

Клич пионера: «Всегда будь готов!»

Клич пионера: «Всегда буди готов!»

Радостным маршем, с песней веселой

Мы выступаем за комсомолом.

Близится эра светлых годов.

Клич пионера: «Всегда будь готов!»

Клич пионера: «Всегда будь готов!»

— Ты смотри как идут! — вспыхнул восторгом дядя Ваня-корявочник. — Вот что значит маршевая музыка! И как эта музыка бодрит и дух поднимает! Да еще детские голоса! Радость сплошная! Едрит-т твою налево! Вот это жисть! Эх!

И весомо тряхнул кулаком дядя Ваня.

— Дак это из нашей школы! — выходит из кустов Сережка-ремесленник. — Юннаты они. Юные натуралисты. И с ними учительница… Только пришла из института нашего и уже дружит с десятиклассниками…

— А куда пошли? — спрашивают дети.

— На озеро. Там на лугу всяких бабочек много и таракашек-букашек… А какие там лягушки громадные! С мою фуражку! И все зеленые…

— Сереж, а правда, что французы лягушек едят? Мамка говорила!

— Правда.

— Бедные французики. Они, наверно, морщатся страшно…

— А каких они едят? Зеленых или жаб, как у нас под полом?

— Сереж, а лягушек есть… они и детей заставляют?

— А идите вы! С вами только свяжись, — по тропинке Сережка уходит в кусты.

К восторгу малышни барачной, в этот же день на столе курилки появилась пол-литровая бутылка с озерной водой и тремя серебристыми уклейками — подарок барачной детворе от юннатов. Дети сгрудились вокруг бутылки, соприкасаясь головами, и руками трогали стекло, пугая рыбок, и, увлеченные зрелищем, радостно смеялись.

К столу подошел Толян и небрежно заметил:

— Это не рыба.

На это дети возмутились:

— Сам ты не рыба!

— Ты что, не видишь?

— Это рыба, только маленькая!

— Они вырастут и больше бутылки будут!

— Гляньте на него! Он еще к нашему бараку пришел!

— Не рыба! А что ж это?

Толян на это сквозь щель в передних зубах мастерски сплюнул:

— Сикилявки!.. Настоящая рыба ловится у моста! Мужики карасей вот такенных таскают!

— По лопате! — подсказал Валерик. — Потому, что у них настоящая леска и крючки, как у дяди Вани в сундуке за кости…