Захар Сорокин - Крылатые гвардейцы

Когда Федор влезал в кабину своего самолета, вид у него был измученный, нездоровый, и Виктор, внимательно посмотрев на товарища, сказал:

— Следовало бы тебе отставить полет.

Федор промолчал. Но, как ни старался, не мог сбросить с себя какое-то непонятное оцепенение.

— Вижу фашистов, — предупредил Виктор.

С тупым безразличием Федор смотрел на приближающихся «хейнкелей». И вдруг неожиданно возникло чувство боевого азарта. Он прибавил газу и помчался на перехват вражеских самолетов.

Но бессонная ночь сказалась: он недостаточно четко рассчитал свой маневр — лишние секунды, лишние метры — и в тот момент, когда нажал гашетку, от острой боли на секунду потерял сознание. Он почти тотчас же пришел в себя, однако кровь заливала глаза, мешала видеть. Пуля пробила ему переносицу. Виктора тоже ранило, но сравнительно легко.

— Виктор, командуй, а я поведу машину, — с трудом произнес Федор. Всю свою волю он сосредоточил на том, чтобы не потерять сознание.

Долгим и мучительным был путь до аэродрома. Голос Виктора то доносился глухо, словно сквозь толстую стену, то пропадал совсем:

— Федя, бери немного влево. Хорошо! Так держи! — И уже еле слышно: — Подверни на пятнадцать градусов правее.

«Дотяну ли до аэродрома?» — думал Федор.

— Должен! — отвечал он самому себе.

По командам Виктора он благополучно посадил самолет. Что было дальше — не помнил… Очнулся в санчасти.

У полковника Сергея Яковлевича Зимина на изможденном, с желтизной лице удивительно спокойные и всегда ясные глаза. Зимину нет и сорока, и все же летчики-североморцы зовут его между собой — Батя. Слово «батя» летчики произносят с искренней теплотой.

Зимина успели полюбить, хотя он недавно пришел в полк. Он заместитель командира полка по политчасти. Пришел и в первый же день начал знакомиться с личным составом, не по анкетам, конечно. Как служит человек, о чем мечтает, к чему стремится — вот что для него было самым главным.

Впрочем, замполит заботился не только о людях, но и о машинах. Инженер-механик по образованию, он пришел к техникам, инженерам и сначала только смотрел, как они готовят самолеты к боевым вылетам, а потом сам стал помогать им.

— От того, как подготовлен самолет на земле, зависит успех летчика в воздухе, — любил повторять он.

В этих словах не было никаких новых открытий, и все же одних они убеждали, а других заставляли задумываться. Самолеты, как правило, уходили в воздух отлично подготовленными. А мы удивлялись: как это Зимин все успевает? Когда же он отдыхает? Его можно было видеть и на старте, и в столовой, и в санчасти, и в клубе, и у землянок. Он беспокоился о каждом из нас, действительно, как о родном сыне.

Узнав, что Федор Латышев и Виктор Петров ранены, Зимин поспешил их навестить.

Федор сильно ослаб от потери крови — спал. А Виктор, чуть-чуть прихрамывая, бесцельно бродил по маленькому узенькому коридорчику. Рану свою он считал пустяковой, и ему хотелось уйти в свою землянку к товарищам, но врач санчасти не разрешил.

Заметив огорчение на лице штурмана, он сказал:

— Будет все хорошо, завтра отпущу.

Увидев Зимина, Виктор обрадованно бросился к нему, забыв о раненой ноге.

— Товарищ замполит, меня только слегка царапнуло и незачем мне здесь отлеживаться. Сергей Яковлевич, скажите, чтоб отпустили. — Виктор выпалил это, возбужденно размахивая руками.

Зимин отрицательно покачал головой:

— Ничего не могу поделать, Виктор. Врачам виднее. Придется потерпеть. А где Латышев? Спит? Как он себя чувствует? Пойду поговорю с хирургом и вернусь к вам. Хочу послушать рассказ о сегодняшнем бое.

Через несколько минут замполит вернулся и мягко сказал Виктору:

— Федору придется немного полежать. Он, оказывается, еще легко отделался, а ведь мог бы остаться без глаз.

…Зимин умел расположить к себе собеседника. В санчасти он узнал и о вчерашнем вечере в клубе, и о подавленном состоянии Федора перед утренним боем и решил поговорить обо всем этом с ним.

Латышев проснулся среди ночи. Голова у него горела, во рту пересохло. Хотелось пить. Он потянулся было к звонку, но тут же отдернул руку: «Нет, не буду беспокоить сестру. Сам виноват, распустился. Так мне и надо!»

Сразу же вспомнилось письмо матери.

Чтобы отвлечься от невеселых мыслей, Федор стал перебирать в памяти свои боевые вылеты. Около года прошло с того дня, когда он, окончив училище, прибыл сюда, в североморскую гвардейскую часть. Перед первым боевым вылетом Федор очень волновался: боялся сделать какую-нибудь непоправимую ошибку. И вот он летит бомбить вражеский аэродром.

Сначала все было замечательно. Один за другим поднялись в воздух летчики. И справа, и слева, и впереди, и сзади Федор слышал знакомый гул моторов, казалось, что со всех сторон к нему протянуты руки товарищей и, если он начнет падать, его непременно поддержат.

…Для фашистов налет был неожиданным. Наши начали бомбить стремительно, не дав врагу опомниться. Самолеты противника не успели даже подняться в воздух, они пылали вместе с ангарами и аэродромными сооружениями.

Советские самолеты, отбомбившись, развернулись и легли на обратный курс. Внизу ветер гнал свинцовые волны. Настроение у наших летчиков было прекрасное. Еще бы! Такая победа!

Только Федор Латышев сидел за штурвалом сильно расстроенный. За короткие минуты налета он не успел израсходовать все свои бомбы, а привезти их обратно — ведь это позор!

«Хотя бы встретить подходящий объект для бомбежки!» — с надеждой думал Федор, оглядываясь вокруг. И вдруг он увидел…

Грязно-серые гранитные сопки высились над фиордом. Маскируясь под их фон, притаился фашистский транспорт.

С бьющимся сердцем Федор круто спикировал на транспорт, четыре оставшиеся у него бомбы точно угодили в палубу корабля, и сразу же над фиордом взметнулся высокий столб черного дыма, перевитого пламенем. Хлопья гари поднялись высоко-высоко и расползались по небу в разные стороны темно-серыми грязными облаками.

Федор запел от радости, и, хотя не слышал своего голоса из-за шума мотора, ему казалось, что поет он необыкновенно хорошо. Крылья несли его к аэродрому. Он был счастлив.

Позже выяснилось, что Латышев уничтожил нефтеналивной танкер водоизмещением в шесть тысяч тонн.

Через несколько дней он вместе с тремя другими летчиками вылетел в разведку. Стоял ясный день, и солнечные лучи ярко освещали спокойную поверхность моря. Далеко на горизонте показался корабль. Это возвращался на свою базу фашистский миноносец. Зенитки корабля открыли остервенелый огонь, но самолеты уже вошли в отвесное пике и прицельно сбросили бомбы. Миноносец сильно накренился, но еще держался на плаву. Тогда Федор, не медля ни секунды, еще раз ввел свою машину в пике. Прямое попадание в центральную часть и корму миноносца. Страшной силы взрыв раздался над морскими просторами. Обломки миноносца погрузились в воду.