Дмитрий Левинский - Мы из сорок первого… Воспоминания

Второе событие совсем из другой области. Ожидался отъезд Гали с Юзеком, мы готовились в дорогу, и тогда верного коня за наше здоровье скушает кто-то другой. Это ясно как божий день: на него давно посматривали соседи. Мы решили съесть его сами, поскольку четыре года не видели мяса. Постановили и съели! Питались им целых четыре дня, все последние дни в Линце, и никаких угрызений совести не испытывали: для нас война еще не кончилась, и что ожидает впереди — никто не знал.

Наконец 20 мая стало известно, что в Линц действительно прибыли наши офицеры по репатриации, и все, кто хотел на родину, должны были на следующий день собраться на большом поле за городом. По всей видимости, ранее там находился лагерь военнопленных. Мы не стали искушать свою судьбу и поторопились, забрав с собой остатки жареного коня, занять «плацкартные» места на указанном поле, где уже собралось несколько тысяч человек.

За много лет мы впервые увидели советских офицеров в погонах, при орденах и медалях и остались несказанно удовлетворены тем, что они выглядели выигрышнее, нежели американские офицеры в полевом обмундировании. Наши — в парадной форме, обмундирование новенькое, сами подтянуты, никакой развязности в движениях, как у американцев, да и сами — красавцы, мы не видели таких четыре долгих года!

Три дня мы провели на этом поле: сидели, ели, спали и никуда не отлучались ни на минуту, боясь отстать от готовившегося транспорта. Среди нас нашлись чудаки, захотевшие сделать красный флаг с белой надписью «Гузен» и водрузить его на головной автомашине. Но большинство дружно освистало эту затею, указав на несовместимость красного цвета государственного флага нашей страны с названием нацистского лагеря смерти для уничтожения советских людей. Больше никто не заикался об этом.

Два дня наши офицеры оформляли в американской военной администрации документы на нашу репатриацию. Наконец 24 мая мы радостно встретили колонну американских студебеккеров, подошедшую за нами. Водителями были, как всегда, негры. Мы заняли места на машинах. Никто нас не считал, не переписывал, пока это не требовалось: все еще впереди. Наступил волнующий момент: колонна тронулась на восток, и мы покидали гостеприимную в целом американскую оккупационную зону, да еще под защитой двух советских офицеров. Для нашего спокойствия этого вполне достаточно — нас привезут по назначению туда, куда надо.

Что можно сказать про тот отрезок времени, что мы провели в Линце — с 6 по 24 мая 1945 года? Порассуждаем:

1. Сколько нас, русских, бывших узников концлагерей, могло тогда сосредоточиться в Линце? Из 8000 русских узников Гузена на 4 мая 1945 года примерно 2000 человек — инвалиды и больные; около 3000 человек остались ожидать репатриацию непосредственно в лагере; примерно 2000 человек пошли на запад, рассчитывая быстрее репатриироваться из Линца. Если удвоить «западную» группу за счет возможного аналогичного количества русских из Маутхаузена и других его филиалов, присоединившихся к нам по пути в Линц, то в городе могло оказаться до 4000 человек — это около двух стрелковых полков мирного, довоенного времени. Эти цифры похожи на реальные, учитывая, что наша автоколонна состояла из более чем 80 большегрузных автомашин.

Одновременное нами, бывшими узниками концлагерей, из Линца репатриировали «восточных» рабочих и бывших военнопленных, работавших до последних дней на различных промышленных предприятиях города. Но их вывозили отдельно. Надо отдать должное принимавшим нас офицерам: их отношение к бывшим узникам было особенно теплым и приветливым, дружеским и братским.

2. Находясь в Линце, мы с первого дня не переставали удивляться: нас пришло в город такое количество, а никто не обращает на нас ни малейшего внимания. Скажу только о своей группе из 14 человек: мы заняли брошенный хозяевами фольварк, но ведь это чья-то собственность; мы колесили по городу в кабриолете сколько хотели и куда хотел и, и никто не останавливал нас; мы вообще в те дни толпами слонялись по городу и, наконец, съели чужого коня! Никому не было дела до нас: ни жителям, ни освободителям.

Единственное, чем мы могли гордиться, — это наше в целом культурное поведение: пьяными нас никто не видел, да и пили только первые три дня на сеновале; друг с другом никогда не ссорились, перепалок и выяснения отношений между нами не было, а отношения — самые теплые, товарищеские. Если посмотреть на нас со стороны, то на недавних хефтлингов-смертников мы никак не походили, а казались нормальными людьми. Только наша лагерная одежда с пресловутыми винкелями, а также дистрофия у многих из нас — говорили о чем-то.

Так в чем же дело? Начнем с жителей. Думается, они в те дни больше беспокоились о собственной судьбе: война кончилась, Германия повержена, но австрийцы были в свое время мобилизованы в германскую армию и сражались против союзников. Как теперь будут относиться к их семьям освободители? Ждать репрессий или их не будет?

После участия в разгроме магазинов жители на улицах города старались не появляться, да и поживиться уже было нечем. Они выжидали — что будет дальше? Местная городская администрация не функционировала, и инициативу пока никто из австрийцев проявлять не спешил, и тем более они «не возникали» — по нашей терминологии — в отношении русских, наводнивших город, а поводов к этому либо конфликтных ситуаций, как сказано выше, мы не создавали.

Что касается американцев, то им вообще все было «до лампочки» — опять пользуюсь отечественной терминологией — они сами мечтали о возвращении на родину, как и мы. Во всяком случае — многие из них. Это только мы — добрый, всепрощающий советский народ, — не успев занять с боем столицу Австрии Вену, сразу включились в созидательную работу по восстановлению городского хозяйства и привлекли к этому горожан, чтобы заработали пекарни, водопровод и все, без чего не может жить большой город. Но американцам все это не нужно. Пекарни и прочее — проблемы самих горожан. Американское командование, прекрасно зная, что оккупация Австрии носит временный характер и все союзные войска скоро ее покинут, не утруждали себя налаживанием городского быта в Линце: пусть Австрия сама об этом беспокоится. Американцы предпочли начать заниматься мелким бизнесом, устанавливать деловые связи с промышленными кругами, а нижние чины ударились в безудержную спекуляцию всем и вся.

Таким образом, в этот короткий промежуток времени просто ни одна из названных сторон — жители города и американцы — еще не определилась и не выработала четкой линии поведения. Поэтому мы никого не интересовали, а что касается Австрии, то потом будет и план Маршалла, и многое другое — но это будет финансово-экономическая помощь, а не содействие в практических повседневных делах. Действия советской военной администрации, например, в Вене всегда носили признаки человеческого тепла, доброты и сочувствия австрийскому народу, вынесшему все тяготы германской оккупации. В этом и было коренное различие в работе двух полярных военных комендатур.