Петр Борисов - Черным летом

Матвей Кононенко, старший разведчик эскадрона, сразу же разгадал маневр удиравших антоновцев. Не дожидаясь приказа, он вместе со своим взводом бросился наперерез отступавшей банде. По бандитам хлестнул огонь из ружей и пулеметов. Передвижение их задержалось. И тут же их настигли эскадроны Николая Скутельника и Владимира Чистякова. Но около тридцати антоновцам все-таки удалось укрыться в лесу.

Схватка за околицей Кобылинки была не единственным боем, в котором отличился смелый и инициативный котовец Матвей Кононенко… Незадолго до этой секретной операции Котовский лично дал приказ Кононенко — разведать село Дегтянка, определить численность остановившегося там антоновского отряда и разузнать о его намерениях. Наш разведчик с шестью конниками бесшумно подобрался к заставе мятежников и свалился на них буквально как снег на голову. Бандиты так растерялись, что не успели даже вскочить на коней, и бросились врассыпную. Вскоре два «языка» уже стояли перед комбригом. Они выдали расположение своего отряда и пароль. Григорий Иванович поднял полк и повел его в бой. В конном строю полк окружил село Дегтянка, снял заставу и двинулся к деревне Вихляйке, где расположилось ядро банды. Антоновцы в панике бежали, потеряв свыше сотни убитыми и около сорока пленными.

За разведку в селе Дегтянка, за бой у села Кобылинка и другие славные подвиги Матвей Прокофьевич Кононенко был награжден орденом Красного Знамени.

Бой с матюхинским отрядом был скоро окончен. Победа!..Радость ее омрачало разве лишь исчезновение Матюхина. Ему удалось унести ноги. Почти всех остальных главарей расстреляли прямо в избе или под окнами, куда они успели выброситься. Как потом выяснилось, Матюхин, раненный несколькими пулями в избе, выбрался через дверь во двор и уполз за околицу. Но от заслуженной кары он недалеко ушел: через два месяца в перестрелке в Нару-Тамбовском лесу с группой чекистов он был убит.

Руководящая головка мятежа, которая держала в страхе обманутых и насильно загнанных в банды крестьян, была раздавлена. Мы выполнили приказ командования — уничтожить антоновских верховодов как можно скорее и с малой кровью. Матюхину и его подручным не удалось отсидеться за спинами крестьян, «мобилизованных» ими с помощью демагогии, угроз и расстрелов.

Среди оставшихся в живых матюхинских командиров был еще совсем молодой человек по фамилии Муравьев. Во время облавы после «совещания» он был найден в одном из ближайших дворов в копне сена. Напряженное, бледное лицо выражало волнение и тревогу. Вокруг головы, по всей ширине лба, была небрежно, на скорую руку намотана повязка, стянутая узлом на затылке; на виске повязку пропитала кровь.

— Кто вас ранил? — спросил я его.

— Не знаю… Кто-нибудь из тех, кто стрелял в избе… Пустяки! Пуля по виску скользнула и оглушила, потерял срзнание. Поэтому и не сумел уйти в лес…

Я приказал оказать раненому первую помощь. Потом приступил к допросу.

На первых порах Муравьев держался дерзко.

— Я тамбовец, учился в реальном училище, — рассказывал он о себе. — Свою принадлежность к партии социалистов-революционеров признаю. Был у Матюхина адъютантом… Буду и дальше бороться против большевиков и продразверстки. Да что там говорить! Вы меня все равно расстреляете!

— Если вы не поймете своих ошибок и не раскаетесь в совершенных преступлениях, то, может быть, вас действительно расстреляют.

— Что привело вас в партию эсеров? — спросил Муравьева Николай Гажалов.

— Как что? — искренне изумился пленный и посмотрел на нас с удивлением: неужели вы этого не понимаете?! — Эсеры — партия революции и героического террора… Мы за созыв Учредительного собрания, за землю крестьянам…

— Каким крестьянам? — перебил я. — Есть бедняки, есть середняки, есть кулаки-мироеды… И помещики до последнего времени на земле сидели, только сами ее не обрабатывали. Кому дать землю? Вот главный вопрос в нашей борьбе за землю.

Муравьев замялся и потом неуверенно произнес:

— Допустим, всем… Об этом наши вожди знают.

— Если так, то вы, выходит, существа эсеровской программы не знаете… Или сознательно уклоняетесь от ответа на мой вопрос. И вот, не понимая программы эсеров, целей их борьбы, вы проливаете кровь народа…

Муравьев молчал… Я чувствовал, что передо мною сидит честный, но вконец запутавшийся человек. Это о таких молодых эсерах говорил в свое время В. И. Ленин, что у них теоретическая каша в головах и отсутствие революционной последовательности в сердцах.

— Программа эсеров — это, по существу, программа кулацкая, программа помещиков и капиталистов… Земля, за которую вы боретесь, уже передана Советской властью бедняку и середняку. А продразверстка отменена на Тамбовщине еще в феврале. Большевики помогут крестьянам сорганизоваться в коллективные хозяйства, помогут лошадьми и сельскохозяйственным инвентарем.

Пленный сидел с поникшей головой, охваченный сомнениями и новыми мыслями.

— Когда мы получили приказ начальника штаба Эктова, — проговорил он, — почти никто из нас не сомневался. Я первый поверил, что вы действительно идете на соединение с нами с Дона и Кубани. Вас, руководителей, трудно было раскусить. Но как рядовые бойцы не выдали вас, не проговорились, это для меня непостижимо!

— На последний вопрос я вам отвечу… В чем разница, спрашиваете вы, между вами и нами и почему красноармейцы не выдали наших планов?.. Когда мы ликвидировали вашу головку — командиров, вся ваша часть от первого удара разбежалась, и случилось так потому, что ее не связывала идея; это был просто обманутый и запуганный народ. И хотя наш отряд начал бой без старших командиров, но красноармейцы знали и понимали свою задачу, вели бой по собственной инициативе. Красная Армия спаяна коммунистическими идеями, и каждый красноармеец знает, за что он борется, чьи интересы защищает.

Муравьев смотрел на меня широко открытыми глазами. Когда я кончил, у него вырвалось восклицание:

— Вы, большевики, добьетесь своего! Я это допускаю…

— Сделайте еще один шаг, — сказал я, улыбнувшись, — признайтесь чистосердечно.

Позже я узнал, что Муравьев, отправленный нами в Тамбов, в штаб командования Красной Армии, за откровенное раскаяние был помилован.

Утром, когда раннее июльское солнце уже поднялось над горизонтом, мы решили созвать крестьян Кобылинки на митинг. Красноармейцы пошли по деревне, от избы к избе, и стали приглашать жителей на сходку. Вскоре напротив дома, где стрельба недавно закрыла «совещание» о походе на Москву, собралось свыше ста человек. Крестьяне стояли молча, смотрели на нас настороженно, с опаской.

Я взобрался на тачанку и открыл митинг.