Дмитрий Лелюшенко - Заря победы

Бой дошел до предельного ожесточения. Наши танкисты огнем, гусеницами и таранными ударами крушили врага; артиллеристы, презирая угрозу окружения, вели огонь бронебойными и осколочными гранатами в упор по наседающим фашистам; пехотинцы не отходили ни на метр, автоматным и пулеметным огнем отрезая неприятельскую пехоту от танков. Командир танкового полка полковник Егоров лично расстрелял бронебойными снарядами четыре вражеских танка. Мотострелковый батальон Шестакова уничтожил пять танков, четыре орудия и до двух рот вражеской пехоты. Начальник штаба полка капитан В. Калинин сразил четырех гитлеровцев, санитарка Катя Новикова — пятерых. Сражались боевые части, штабы, тылы, даже госпитали легкораненых. Все было брошено на защиту столицы.

И все-таки наше положение ухудшалось. 27-го пришлось оставить Рогачево. Я отдал Г. И. Хетагурову, возглавлявшему левофланговую группировку, приказ отходить на Дмитровский рубеж. С начальником артиллерии Л. А. Мазановым мы с трудом проскочили через узкий коридор, простреливаемый пулеметами противника, и чудом добрались до штаба армии.

В эти тяжелые часы в армию прибыло обещанное Г. К. Жуковым подкрепление — противотанковый батальон, имевший сто двадцать противотанковых ружей и артиллерийскую батарею. В то время это была серьезная помощь. В течение дня батальон уничтожил четырнадцать немецких танков. Три подбил военком батальона Петров. Вечером подошло еще подкрепление — отряд добровольцев из Москвы и Подмосковья. Большинство их прямо заявило: «Не вздумайте посылать нас в тылы! Пойдем солдатами защищать столицу». Я запомнил прибывших из Яхромы Анатолия Алексеевича Волкова, Николая Ивановича Сквознова, Анну Петровну Неженцеву, Анну Васильевну Оболенину, Леонида Николаевича Владимирова, Василия Николаевича Трунова, Ивана Михайловича Хрызина, Екатерину Георгиевну Романычеву. Вместе с частями Советской Армии они с боями дошли до Берлина.

…Вечером раздался звонок из штаба фронта. В. Д. Соколовский дал указание к утру 28 ноября перевести штаб армии в Дмитров. Взглянув на карту, я вздрогнул: это как раз против разрыва между 16-й и 30-й армиями. Там же вовсе нет войск! Но может, и не случайно командование фронта решило поставить штаб армии именно в Дмитров: мол, тогда уж командарм наскребет подразделения и закроет прорыв! Так оно и вышло.

Рассвет застал нас в Дмитрове. В городе было пустынно. Наших войск нет, только трехорудийная зенитная батарея стоит на площади возле церкви. А южнее города, уже на восточном берегу канала Москва — Волга, слышна частая стрельба танковых орудий. Выскочили на машине на окраину и видим, как вдоль шоссе ползет более двух десятков немецких танков. Перед ними отходит наша стрелковая рота.

Критическое положение! Противник вот-вот ворвется в Дмитров, а здесь штабы двух армий.

И тут, на наше счастье, на линии железной дороги Яхрома — Дмитров появился бронепоезд. Он с ходу вел огонь. Машинист то резко бросал его вперед, то так же стремительно уводил назад. Когда бронепоезд подошел ближе, мы с начальником связи подполковником А. Я. Остренко подбежали к нему. Я вскочил на подножку и постучал по башне. В броне его уже зияло несколько пробоин. Люк открылся, и в нем показался человек в кожаной тужурке, какие носят командиры-танкисты, но без знаков различия. Лицо его было испачкано мазутом.

— Командир бронепоезда № 73 капитан Малышев, — представился он. — Отошел из Яхромы, когда в город прорвались вражеские танки. Веду с ними бой. Уничтожил восемь машин.

Единоборство бронепоезда с двадцатью танками! Редчайший случай.

— Точно «Варяг» против японской эскадры! — вполголоса сказал Остренко.

Еремин услышал и смутился…

Но один бронепоезд не может удержать противника. Мы с Остренко быстро вернулись в город, чтобы найти еще что-либо для подмоги. Вдруг на площадь из переулка выдвигаются восемь танков КВ и Т-34. Как мы были счастливы в ту минуту! Даю команду: «Стой!» Почти на ходу вскочил я в КВ командира танкового батальона, и мы двинулись в самую гущу событий. Пусть не судят меня строго за то, что я, командарм, с небольшой группой танков пошел в бой. За это, знаю, меня справедливо могут упрекнуть. Но на фронте бывали ситуации, когда иного выхода нет.

Выскочив на южную окраину города, лицом к лицу столкнулись с противником. Наши танки открыли огонь из всех орудий. В течение десяти — пятнадцати минут удалось подбить восемь вражеских машин.

Быстрый натиск наших «тридцатьчетверок» и КВ остановил фашистов, а некоторые их танки попятились.

Неожиданно сильный удар встряхнул КВ. Сверкнули огоньки в башне, заклинился поворотный механизм, невозможно стало стрелять. Через минуту — второй удар. Машина подпрыгнула: снаряд перебил гусеницу. Пришлось выбираться через аварийный люк в днище танка. Хотя противник и остановлен, однако успокаиваться было рано.

Приказав командиру танкового батальона [32] Только потом я узнал, что этот батальон предназначался для 1-й Ударной армии. не допустить врага к Дмитрову, мы вернулись с Остренко к своей машине и тут же поехали в штаб, чтобы изыскать дополнительные силы для обороны города.

На площади увидели офицера, показавшегося мне знакомым. Это был мой старый товарищ по учебе в Академии имени М. В. Фрунзе подполковник Карасевич.

— Здорово, друг! Почему ты здесь?

— Я — начальник оперативного отдела 1-й Ударной армии. Прибыл вместе с командармом генерал-лейтенантом Кузнецовым. Здесь будет сосредоточиваться 1-я Ударная.

— Садись к нам и покажи, где разместился Кузнецов.

Вскоре я уже входил в дом, где находился командарм. С Кузнецовым мы познакомились еще в 1940 году в Прибалтике. В другую пору разговор можно было бы развести на многие часы, но в тот момент было не до лирики.

— Слышишь стрельбу, Василий Иванович? На южной окраине наступают более двух десятков танков противника. Яхрому уже взяли, так сообщили мне разведчики. Помоги отбить, у меня в армии никаких резервов, а полосу обороны со вчерашнего дня увеличили на двенадцать километров и включили в нее Дмитров. Между шестнадцатой и тридцатой образовался большой разрыв, а закрыть его нечем.

— Погоди, не горячись, Дмитрий Данилович. Разведчики, наверно, преувеличивают… — Кузнецов не верил, что в Яхроме уже немцы и что они подошли к Дмитрову. — Не может быть, стрельба где-то далеко.

— Нет, это рядом! — настаивал я. — Поедем, убедишься сам. Тогда будем докладывать в Ставку и командующему фронтом.

Дружба дружбой, но с ответом Василий Иванович не спешил.

Я хорошо понимал, что Кузнецову, как и мне, крайне нежелательно расходовать силы, которые только начали сосредоточивать для другой цели. К тому же без разрешения Ставки он не имел права вводить в бой части, предназначенные для контрнаступления.