Иван Сотников - Днепр могучий

Андрей радовался стремительному бегу машин, и на прохладном ноябрьском ветру дышалось ему легко. Мелкие стычки с противником почти не задерживали движения. С каждым километром небо становилось выше и светлее. Из-за Днепра торжественно поднималась заря. Разрастаясь, она прижимала к земле еще чернеющую ночь, гнала ее все дальше на запад. Потом взошло большое и ясное солнце, и над Украиной зазолотилось и заголубело высокое небо.

Андрей оглянулся. Прильнув к броне, бойцы возбужденно всматривались в даль дороги. На рытвине машину изрядно тряхнуло, и Зубец еще плотнее припал к броне танка.

— Держись, Зубец, не то Киева не увидишь, — слегка наклонился Жаров к солдату.

— Держусь, товарищ капитан, як нужно держусь.

— Вин як припаян, — пошутил Глеб, — насильно не оторвешь.

По танковой рации сообщили, что над Киевом уже реет красное знамя. Киев свободен! От машины к машине прокатилось радостное «ура». Что теперь в Киеве? Андрею вдруг вспомнились слова приказа командующего: «Ослепить, оглушить, смять!» Вот оно как получилось! И как же хорошо, что над этой освобожденной родной землей вставал такой чудесный день, день непобедимой торжествующей жизни.

Из окна штаба Хрущеву видно, как еще горит освобожденный Киев. За город геройски сражались русские и украинцы, узбеки и казахи, башкиры и татары, чехи и поляки. Сопротивлялись немцы отчаянно, и ожесточение борьбы было невероятным. Но враг опрокинут и уничтожен. Сметены все преграды, и страна переживает триумф великой победы. Но в сердце Хрущева смешались два чувства: ликования и горечи. По дороге сюда он видел, во что обошлась победа. Тысячи могил оставлены у стен Киева. Вся земля пропитана кровью его освободителей.

Член Военного совета только что возвратился из войск и еще не остыл от виденного и пережитого. Победа и радовала и возлагала на его плечи тысячи забот и обязанностей. Не ослабляя внимания фронту, надо восстановить деятельность органов Советской власти, партийных организаций, наладить жизнь в разрушенном врагом Киеве, организовать снабжение исстрадавшегося населения продуктами первой необходимости.

Главное сейчас — закрепить и развить успех, и эти вопросы нужно решать совместно с командующим.

Ватутина Хрущев застал за огромной картой фронта, и они оба склонились над нею. Наметанный глаз члена Военного совета сразу отметил, как часто менялась обстановка за ночь. Данные воздушной разведки, радиосообщения партизан и быстро сменяющие друг друга донесения из армий приносили все новые и новые сведения. Расцвеченными линиями и стрелами, значками и цифрами они легли на эту карту — верное зеркало гигантской битвы, гремевшей сейчас за Киевом. За бесчисленными обозначениями видно, как напряженно работала мысль командующего, рождая смелые замыслы и решения.

Войска Москаленко и чехословацкая бригада уже вышли за окраины Киева. Северо-западнее успешно продвигались дивизии Черняховского. Танкисты Рыбалко, обойдя Киев с запада, только что перерезали Житомирское шоссе. Куда теперь нацелить их?

— Я полагаю, на Фастов! — сказал командующий.

— Совершенно верно, — согласился Хрущев и провел рукой вдоль железной дороги, идущей через Фастов почти параллельно течению Днепра. — Ясно, дорога обеспечивает Манштейну маневр резервами вдоль фронта. Рассечь эту коммуникацию — значит обречь немцев на оперативное истощение, на потерю боеспособности.

— Так и решим: на Фастов! — И, снова углубившись в карту, командующий продумывал наиболее эффективную группировку сил и направление их ударов. Затем, отдав распоряжение, он уехал в войска.

Внимание Хрущева целиком поглотил Киев — великий и древний, жестоко израненный, но не покорившийся. Из окрестных лесов в город возвращались жители. Оборванные и исстрадавшиеся, они производили тяжелое впечатление, а разрушенное немцами хозяйство города не могло обеспечить их даже элементарно необходимым. Понадобится несколько дней, чтобы восстановить взорванный водопровод, привести в порядок хлебозаводы и начать выпечку хлеба, собрать сохранившееся электрооборудование и дать людям свет, наладить торговлю, привести в порядок улицы, приступить к постройке железнодорожного моста через Днепр. И член Военного совета поднимал на эту работу сотни офицеров, вышедших из подполья коммунистов и комсомольцев, партизан, рабочих и представителей интеллигенции.

Освобождение Киева произошло в самый канун годовщины Великого Октября. Завтра 7 ноября. Будут, будут праздновать его киевляне, и над древним городом, как и прежде, заполыхают алые стяги Октября.

Потеря Киева ошеломила Манштейна, и он долго не решался доложить об этом в ставку Гитлера. Какие громы и молнии обрушит теперь на него фюрер? Нет, судьба, видно, смеется над фельдмаршалом. Провал за провалом. Так было на Дону и под Курском. А теперь на Днепре. Неумолимая, жестокая судьба! Этот Ватутин — хитрая лиса. Кто ожидал его с севера, когда все силы русских были на юге? Да и как можно скрытно собрать такие силы? Нет, не везет Манштейну.

К изумлению фельдмаршала, Гитлер на первых порах не разразился обычной истерикой. Манштейн не знал, что он чуть не убил фюрера. Выслушав донесение, тот сразу потерял дар речи и соображения. Он знал одно, восточный фронт требует новых и новых дивизий, и он снимал их из Франции, снимал из Норвегии, из самой Германии и курьерскими эшелонами слал Манштейну. Остановить русских! Остановить во что бы то ни стало! Опрокинуть их в Днепр! Истерические приказы Гитлера вдруг посыпались как из рога изобилия. И хотя они раздражали Манштейна, мешая ему сосредоточиться, он был доволен: фюрер не жалел войск.

Авиаразведка донесла: русские движутся на Фастов. Что ж, их есть чем встретить. Гудериан давно похвалялся одной дивизией — в ней лучшие танки, отборные люди. Гудериан знает толк. Что, если испробовать их в ударе на Фастов? Оглушить русских, раздавить, уничтожить! Сбить с них спесь, черт побери! Довольный решением, фельдмаршал приказал танковую дивизию генерала фон Шелла направить к Фастову. Это будет первый удар. Фон Шелл честолюбив. Вот и случай, пусть покажет, на что он способен.

В тот же вечер самонадеянный фон Шелл двинулся на Фастов. В успехе он не сомневался. Дивизия его долго обучалась во Франции, затем в Норвегии. В Осло их подняли по тревоге, и они мчались сюда, обгоняя другие эшелоны, тоже спешившие на выручку Манштейну. Шелл издавна считался другом Гудериана. Тут ему мог позавидовать каждый. Сам себя Шелл ставил очень высоко. Когда-то он изучал в Америке военную технику, а перед войной был главным консультантом Гитлера по моторизации германской армии.