Иван Сотников - Днепр могучий

Запнувшись на мгновение, Ватутин невольно уставился на Хрущева. «Тебе, может, и нет, а мне нужен, и оба мы знаем, какой ты замечательный «комиссар». Никакого другого я не хочу». Вслух же сказал:

— А чтобы приучить, к сожалению, нужно еще обращаться и к «комиссару».

— Вполне согласен, Николай Федорович…

Весь вечер члена Военного совета одолевали мысли о виденном и пережитом. Бабий яр, стотысячная могила! Там тоже командовал страх, чтобы убить волю к сопротивлению, волю к борьбе. Чтобы расчистить место «расе господ». Но там враг, жестокий и непримиримый. Нет, сам он не против страха. Врага нужно устрашить. Но врага! Зачем же запугивать тех, кто с тобой в одном строю? И откуда такое? От кого? Не от того ли, кто породил тридцать седьмой год? Не от того ли, кто насаждал недоверие, подозрительность, страх? Не тут ли и корни многих бед, которых могло бы не быть? И все же время принадлежит здравому смыслу, и он восторжествует. Иначе не может и быть!

Манштейн снова и снова угрожает Киеву. «Опрокинуть русских в Днепр!» — вот его планы и чаяния. Об этом изо всех сил трубит фашистская пропаганда.

Весь день Ватутин провел в войсках и в штаб фронта возвратился безмерно усталым. Ясно, нужно удесятерить усилия, принять все меры к защите Киева. А лучшая защита — наступать. Угрозы немцев — еще не удар. Первый Украинский еще не обороняется, а наступает. Сегодня командующий поставил задачу танкистам Рыбалко — освободить Казатин, рассечь важную коммуникацию Манштейна.

Во время отсутствия Ватутина карта фронта значительно изменилась. Еще не выслушав доклада начальника штаба, командующий увидел новые синие стрелы, протянувшиеся к Житомиру и Казатину. Ясно, противник стягивает силы. Его группировка меняется не по дням, а по часам. Каковы эти силы? Что лучше — разбить их ударом на Казатин или?.. Ватутин на минуту задумался. Или принять удар немцев и разбить их, обороняясь? Решить такой вопрос не просто. Нужно многое изучить и продумать. Только после этого доложить в Ставку.

Удар на Казатин все же казался заманчивым, многообещающим. Но вдруг пришла шифровка Рыбалко. Он не может наступать на Казатин и просит разрешения перейти в Фастове к обороне. Сдвинув брови, Ватутин с досадой бросил карандаш на карту. И тут же, взяв себя в руки, неторопливо зашагал по комнате. Почему к обороне, если противник сильно потрепан и деморализован? А может быть, все-таки есть на это причины?

Командующий сопоставил возможности противника с реальной группировкой своих сил, и у него не оказалось обоснованных данных, чтобы отказаться от наступления. Но он не мог и не доверять Рыбалко.

— Машину! — приказал он адъютанту.

Через несколько минут юркий вездеход мчал командующего по разбитой дороге. Ватутин спешил в Фастов, чтобы во всем разобраться на месте…

Рыбалко доложил свои соображения. Пусть шелловская дивизия разбита и танки ее сожжены. Немцы стягивают резервы. Он назвал их, указал исходные позиции. Выдвижение дивизии Шелла — не частный эпизод. Манштейн, видимо, собирает ударную группировку. Для арьергардных боев он не стал бы расходовать свежие дивизии. Значит, разгром Шелла не должен успокаивать. За ним — крупные силы, способные нанести серьезный удар. А в тылу и на флангах наших танковых соединений недостаточно артиллерии. Житомир занят кавалерией, и там почти нет танков. Да и фланги наступающих сильно уязвимы.

Ватутин знал это. Больше того, он знал свои армии, имел данные о всех войсках, идущих из-за Днепра. Нет, у командующего еще слишком мало данных, чтобы принять такое поворотное решение, какого хочет Рыбалко. И все же Ватутин понимал: искушенный в боях генерал-танкист трезво оценивает обстановку, не считаться с которой нельзя. Что ж, пусть пока будет так — переждем одну ночь.

К вечеру, когда командующий возвратился в Киев, воздушная разведка доложила о подходе новых дивизий противника. Ватутин немедленно двинул на юг крупные силы танков. Туда же ушла и чехословацкая бригада. Он уточнил задачи войскам, передвинул свои резервы. Спешно создавал группировку, способную и наступать, и быть готовой к любым неожиданностям.

Но ночью многое осложнилось. На пути к Белой Церкви танкисты ворвались в расположение противника и, разгромив штаб, захватили важные документы. Это была эсэсовская дивизия «Райх», которую Манштейн спешно перебрасывал к Фастову с букринского плацдарма. Как выяснилось из документов, к Фастову двигалась чуть не вся букринская группировка. А к Житомиру и Казатину Манштейн стягивал свежие дивизии, прибывающие из Франции и Норвегии, из Германии и Югославии. Показания пленных еще более уточнили обстановку.

Сопоставив все, Ватутин совершенно ясно представил всю группировку Манштейна, у него теперь более пятидесяти дивизий, и десять из них танковые. Сильный кулак. Видно, жажда реванша не дает покоя старому фельдмаршалу, явно старавшемуся угодить Гитлеру.

Да, теперь можно доложить в Ставку — войскам Первого Украинского фронта необходима оборона.

Гитлер собрал сильные резервы и двинул их на Киев, чтобы сбросить русских в Днепр. На правом берегу реки снова завязались тяжелые, ожесточенные бои. Манштейну удалось овладеть Житомиром и развить успех в направлении по шоссе на Киев. У Фастова наш фронт оказался крепче. Лишь на узком участке крупные силы немецких танков смяли одну из дивизий и пробились к реке Тетерев. Фашистская печать расшумелась о победоносном наступлении германских войск, о трагическом поражении русских, о скором падении Киева. Особо безудержно превозносился Мантейфель и его седьмая танковая «Дивизия призраков».

В первый же день ее появления на фронте Ватутин говорил Хрущеву, нацеливая против синих стрел мантейфелевских частей красные стрелы танковых соединений войск фронта:

— «Дивизия призраков»… Я бы сказал, рискованная символика. Вы не находите, Никита Сергеевич?

— Эти «призраки», однако, представляют вполне реальную силу.

— Что ж, сделаем тогда эти «призраки», — окружая их на карте красными стрелами, продолжал командующий, — действительно призраками.

Ватутин знал, пройдут считанные дни, и Мантейфель будет разбит. Нет, не удастся ему выполнить личный приказ фюрера — ворваться в Киев. Киевское сражение не добавит лавров спесивому гитлеровскому генералу. Наоборот!

Ватутин тогда не мог знать, что через год, уже совсем на другом фронте, свои неудачи под Киевом Мантейфель постарается выместить на американцах. Однако и там, в злополучных Арденнах, ему, Мантейфелю, не удастся пригубить сладостный кубок победы: опять помешают русские. Помогая англичанам и американцам, попавшим в тяжелое положение, и спасая их, наши войска развернут грандиозное наступление на востоке как раз тогда, когда Мантейфель будет готов нанести американцам смертельное поражение.