Тадеуш Шиманьский - Серебряные звезды

На шоссе я встретил командира 10-й дивизии полковника Струца. Он приказал передать своим бойцам, чтобы они продолжали преследование отступающего противника. Ничего примечательного не происходило, поэтому я вздремнул на повозке. Однако вскоре меня разбудила стрельба. Ездовой не мог сдержать коней, и они галопом понеслись по шоссе. Через минуту мы были в кювете. Выбираясь из-под опрокинувшейся повозки, я увидел, что рота уже рассыпалась вдоль шоссе, Подпоручник Модрай отдавал приказания. Санитар накладывал кому-то повязку. Вскоре перестрелка прекратилась. Позже от подпоручника Беня я узнал, что рота столкнулась с противником.

Утром 21 апреля 1945 года мы находились в лесу в двадцати километрах от местечка Нохтен. Приехал майор Суетин. Он приказал пополнить боеприпасы и велел дать солдатам передохнуть перед предстоящими боями.

Выглянуло солнце, и на душе стало легче. Однако мысль о том, что мы понесли большие потери, не оставляла меня. Рота таяла с каждым днем. То же самое происходило в 1-й роте автоматчиков поручника Вытрвальского. Мы двигались через лес. На деревьях на расстоянии метра от земли я заметил зарубки в виде клиньев. Так немцы отмечали заминированный участок.

Обе роты автоматчиков шли во главе колонны. Используя временное затишье, мы с подпоручником Модраем решили перекусить. Ели хлеб с луком. Как это было вкусно! Жалели только, что не было ни щепотки соли. Когда я принялся за второй кусок хлеба, послышался треск пулеметных очередей. Одновременно раздался пронзительный крик телефонистки из роты связи — ее ранило в колено.

Роты автоматчиков без команды рассредоточились вдоль кювета. Мы с подпоручником Модраем побежали к противотанковому заграждению из бревен. Оттуда я попытался установить, откуда противник ведет огонь. Однако обнаружить ничего не удалось: немцы хорошо замаскировались. Поручник Вытрвальский со своей ротой бросился в атаку. Мы последовали его примеру. Именно в этом бою был ранен мой связной Генрик Мателёнес.

Через некоторое время мы получили донесение, что в бой вступили 2-й и 3-й батальоны. Подпоручник Паролиньский взмахами руки отдавал какие-то приказания своему взводу. Огонь усиливался. У шоссе я увидел минометы, поддерживавшие нас огнем. Где-то в отдалении мелькнула фигура капитана Бетлея.

Немцы тем временем были окружены в лесу. Когда бой уже кончался, я почувствовал жгучую боль в плече. По пальцам потекла кровь. Эта первая рана испугала меня. Я крикнул: «Санитар!» Он не приходил. Тогда я дал знак подпоручнику Модраю и побежал к шоссе. Там санитар из 3-го батальона сделал мне перевязку. Он был очень недоволен тем, что я не позволил ему отрезать рукав. Ему пришлось ждать, пока я раздевался. Потом он подвесил мою руку на перевязь, сделанную из зеленого платка, и посоветовал пойти в санитарную роту.

В санитарной роте было очень много раненых. Некоторых грузили в автомашины. Мне сделали укол и велели подождать врача.

Дверь в соседнюю комнату была открыта. Там я увидел своего связного. Около него стояли какой-то солдат и санитары. Мателёнес подозвал меня. Когда я подошел к нему, он схватил меня за руку и попросил сообщить матери о его смерти. Я всячески успокаивал его. Связной умер, держа меня за руку.

Врач сказал, что мне надо отправляться в госпиталь. Я попросил у него разрешения заехать в свою роту. Он согласился при условии, что я вернусь не позже, чем через два часа.

Когда я прибыл в район боя, оказалось, что батальоны уже заняли оборону, Подпоручник Модрай сидел с несколькими солдатами у костра. О чем он думал? Наверняка он хотел, чтобы я не уходил в госпиталь. Но что мне было делать? Я знал, что через несколько дней вернусь, и сказал ему об этом. Через два часа я был в санитарной роте, где уже стояла колонна автомашин со знаком Красного Креста. Сначала в них укладывали тяжелораненых, а потом ближе к борту садились легкораненые.

Я занял место у борта на одном из грузовиков. Рядом с водителем сидел санитар. Оба были вооружены. От раненых я узнал, что предыдущая санитарная машина была уничтожена бродившими в окрестных лесах гитлеровцами из разбитых немецких частей. Фашисты расстреляли раненых. Мы все время ехали через лес. Машину то и дело подбрасывало на ухабах. Раненые стонали.

Миновали сожженный санитарный грузовик, около которого лежали убитые польские солдаты. Почти на всех были повязки. Я инстинктивно опустил руку в карман, проверяя, на месте ли пистолет. Один из раненых спросил меня, есть ли у меня оружие. Я кивнул. «Это хорошо, — ответил он. — Хоть трое вооружены».

К утру мы прибыли в населенный пункт, где располагался госпиталь 2-й армии Войска Польского.

Меня поместили с двумя другими офицерами в небольшой комнатке. Все трое были ранены легко и поэтому находились в хорошем расположении духа, чего не хватало другим. Наша палата находилась под опекой очень заботливой медсестры Ядзи Гурской. Это была красивая невысокая девушка с большими зелеными глазами и светлыми волосами. И нет ничего удивительного в том, что все мы ждали ее дежурства.

Через несколько дней я почувствовал себя лучше и решил вернуться в часть. Но не было ни одной машины с ранеными из моей дивизии и уехать было не на чем. В это время пришел приказ свернуть госпиталь и передислоцировать его ближе к линии фронта.

Когда мы проехали километров двадцать, колонна санитарных машин неожиданно остановилась. Издали было видно, что на развилке дорог образовалась пробка. В шофере одной из обгонявших нас машин я узнал солдата нашего полка. Помахав на прощание сидевшим рядом со мной раненым, я побежал к машине. Водитель сказал мне, что едет в полк с продовольствием, но только не знает точно, где находится полк в данный момент.

Поздно вечером 24 апреля мы догнали нашу часть, которая готовилась к бою после форсирования Шпрее. На месте я узнал, что теперь существует только одна рота автоматчиков, которой командует единственный оставшийся в живых офицер — замполит подпоручник Владислав Левчук.

Я доложил о своем возвращении майору Суетину, который указал мне место расположения моей роты. Он сообщил также приятную новость — я представлен к награде Крестом Храбрых.

На заре полк пошел в атаку на населенный пункт Тцшельн. Это был большой поселок сплошь из каменных домов. Тянулся он на несколько километров. Немцы встретили нас ураганным огнем. Наши ребята шли с автоматами наперевес и вели огонь с ходу. Немцы заранее подготовились к обороне этого населенного пункта. Автоматный и пулеметный огонь прижал нас к земле. Атака захлебнулась. Было много убитых и раненых. Два санитара, начавшие выносить раненых с поля боя, также были убиты. Несмотря на это, мы еще несколько раз пытались атаковать, но безуспешно. Потери росли с каждой минутой. К вечеру усилился артиллерийский и минометный обстрел. Мы вынуждены были все глубже закапываться в землю.