Глеб Бобров - Я дрался в Новороссии![сборник]

...А каратели уже сбрасывали тела в яму, молча и так обыденно, будто это была для них привычная, каждодневная работа.

- Глянь, а цей, зда╓ться, ще живий? - сказал кто-то из карателей, показывая на тело парня с жёстко скрученными проволокой руками.

- Та пес з ним, все одно в╕н нежилец, сам здохне, - услышал он в ответ и они продолжили свою страшную работу.

Старик как каменное изваяние стоял в оцепенении возле ещё не отправленных на дно вырытой им могилы тел.

- Ну, что оцепенел, что-то не нравится? - откуда-то из-за спины по-кошачьи гнусавой ухмылкой обратился к старику тот, кого каратели называли "Стоматологом", - или кого-то знакомого увидел?

Дед Василий повернулся и взглянул в глаза обратившемуся к нему карателю, словно не расслышал, о чём его спросили. Перед ним стоял средних лет тип с впалыми щеками и провалившимися, как у обглоданного черепа, отверстиями для глаз. Губы его были столь тонкими, что казалось, будто их вовсе нет на лице, и это делало его облик ещё более отталкивающим.

- Что? - тихо переспросил старик. Его пальцы в это время крепко впились в древко лопаты. Голос карателя будто вернул деда Василия в происходящее.

- Ты никак привидение увидел? - издевательски прицокнул Стоматолог. И в этот миг старческие руки, забывшие о прожитых годах, об усталости с неведомо откуда взявшейся силой выбросили вверх штык лопаты, на которую только что опирался старик. Стальное лезвие взлетело пулей и, переворачиваясь в воздухе, полоснуло карателя по горлу. Это смертоносное движение старика кажется вобрало всю злость, на которую был он способен, весь гнев за истерзанные тела, за загубленные молодые души и за всех тех, кого накрыло горе с приходом убийц-"освободителей". Холодный металл рассёк жиденькую шею "жовто-блакитного" героя и из перерезанной гортани вырвалась наружу его гнилая кровь, которая тут же заполнила его рот, и, клокоча, полилась на землю. Стоматолог с застывшим удивлением на лице даже не успел понять, что произошло, что он уже на пути в чистилище. Он, схватившись руками за рассечённое горло, упал сначала на колени, а потом рухнул лицом на ещё не убранные тела тех, над кем только недавно он глумился со своими соплеменниками.

- Хлопц╕, д╕д Стоматолога пришив, - оцепенев, промямлил коротконогий толстяк. Остальные каратели, увлечённые их страшной работой и ослеплённые разыгравшейся бурей, ещё не поняли, что произошло. А старик, управляемый какой-то неведомой силой, , как копьё метнул лопату в толстяка. Удар был такой мощи, что остриё пробило карателю переносицу и глубоко врезалось в глазницы до самого виска. Из горла Толстяка вырвался истошный предсмертный крик, он качнулся и рухнул замертво.

Обжигающая ненависть полностью поглотила старика, наполнила его рассудок и душу, вытеснив из них всякую способность чувствовать что-либо кроме желания мстить, и это придавало ему какую-то противоестественную силу. Это уже был не человек, а хищный зверь, который, встретив на своей тропе врага, не думая ни об опасности, ни о боли, ни о том, что враг моложе и сильнее его самого, и враг этот не один, бросался в схватку.

Ещё не успело тело Толстяка упасть, старик шагнул к стоявшему ближе всех карателю и освободившимися руками схватил его за горло с такой силой, что послышался хруст на шейных позвонках. Каратель упал под тяжестью навалившегося на него тела, пальцы Старика впились в его шею мёртвой хваткой так, что уже никто, и даже он сам, не смог бы их разжать.

Каратели, только теперь выйдя из оцепенения, бросились к оружию, тут же щёлкнули затворы и спину старика прошили несколько автоматных очередей. Прострелянная рыбацкая штормовка на дедовой спине протекла негустыми багровыми пятнами, тело старика чуть вздрогнуло и навсегда затихло. Так закончилась его жизнь, как он и хотел: без сожаления и без страха, без повода стыдиться за последние минуты свои...

- Як це? Цей хр╕н старий один трьох поклав? ╤ Стоматолога пришив!╤ Зв╕рюка, а на вигляд не скажеш! Що тепер скажемо? - ошалевши от произошедшего выдавил Альбинос.

- Скаж╕мо, що на диверсант╕в напоролися, там ╕ п╕дстр╕лили його. Гаразд, линяти зв╕дси потр╕бно. - Старший заторопил остальных.

Потом оставшиеся "жовто-блакитные" сначала безуспешно попытались разжать сделавшиеся каменными пальцы расстрелянного старика и сросшиеся с горлом их соплеменника, но, так и не сумев, сбросили труп мёртвого карателя с закончившим свой земной путь дедом Василием в ставшую общей для всех: и жертв, и палачей могилу.

"Освободители", то ли спасаясь от разбушевавшейся непогоды, но, скорее, боясь более оставаться в месте своего злодеяния, наспех присыпали брошенные в яму тела, потом быстро запрыгнули в фургон. Тот кое-как завёлся и, уже не разбирая дороги, зло, беспощадно растряхивая и взбивая погрузившиеся в него остатки группы карателей, скрылся в темноте заглушаемый гулом урагана.

* * *

Только лишь закончилось это страшное действо, всё в природе решительно изменилось. Огромная молния, раскинувшая по провисшему небу свои могучие руки, где-то совсем рядом ударила о землю и тут же всё содрогнулось от оглушительного раската грома. За первым разрядом последовал следующий, потом ещё и ещё. Раскаты грома едва успевали за своей небесной слепящей предвестницей. Одно мгновение - и из туч мощной стеной, словно из прорванных молнией небесных резервуаров, на землю обвалились потоки воды. Всё вокруг сначала вздохнуло, оправилось и будто, воспрянув духом, стало подниматься с колен, хотя ещё только минуту назад вся природа в страхе и беспомощности дрожала от нескончаемых ударов шквалистого ветра. Началась гроза, объявившая миру о появлении новой, могучей силы, способной остановить бесчинство урагана. Не желающий терять власть и признавать своё поражение шквал попытался было собрать остаток своей прежней мощи, чтобы ударить ещё раз по восставшей природе, но он уже был не властен над происходящим. Теперь уж ветер, с таким усердием и злобой нагнетавший грозу, оказался бессильным перед её мощью и вынужден был отступить.

А гроза с грохотом разбрасывала молнии, иссохшая земля уже не успевала проглатывать хлынувший с небес водопад и из воды стали образовываться маленькие ручейки, которых становилось всё больше и больше, и вот уже они стали сливаться в одну большую реку, полностью покрывавшую землю. Воздух очистился от пыли и наполнился живительным, ароматным грозовым озоном. Вдруг захотелось дышать. Казалось, что всё на этой земле бросилось смывать с себя накопившуюся грязь, с которой должно уйти всё зло, ещё недавно заставлявшее дрожать каждый куст, каждое деревце, каждую травинку. В мир пришло и тревожное, и радостное ощущение неизбежности грядущих перемен.