Роберт Рэдклиф - Разрушители плотин (в сокращении)

— Как?

— Как наказание за мой грех. Только вот я не могла этого стерпеть. Я не знала, что делать. Оставалось одно — разыскать тебя.

Он сжал ее ладонь.

— Слава богу, ты меня нашла.

Они еще немного поговорили, допили пиво, вернулись к машине, поехали обратно. Рядом с церковью Питер заглушил двигатель, и они крепко прижались друг к другу.

— Как мне хочется забрать тебя отсюда, — сказал он.

Она погладила его по руке.

— Я буду осторожна. А в остальном — тревожиться нужно за тебя, не за меня. Ты по-прежнему не знаешь, к чему вас готовят?

— Командир приказал отставить разговоры и сосредоточиться на тренировках.

Тесс прижалась к нему еще теснее.

— Ну и правильно. Я тоже больше не буду спрашивать.

Питер посмотрел на часы.

— Уже почти десять, Тесс.

— Знаю. Ну еще пять минут.

— Конечно. — Он помолчал. — Можно задать тебе вопрос?

— Разумеется.

— Ну, просто, я ведь до сих пор не знал… про ребенка. Как ты его родила. Как потеряла. Как это было? На что похоже?

На смерть. Когда умираешь снова и снова. На кошмарный сон, который не истаивает при пробуждении, а остается с тобой.

Утром после «той истории» семейство Дерби уехало в Шотландию, храня натянутое молчание. Шли дни, о случившемся не упоминали, Тесс поняла, что так оно и останется — сгниет, как прошлогодние листья. Большую часть времени она гуляла одна, разглядывала прибрежные скалы и бухты, бродила по вересковым пустошам или просто лежала на кровати. Потом однажды вечером к ней вошла мать.

— «Гости» пришли? — спросила она, переплетая пальцы.

Тесс не поняла:

— Какие «гости»?

— Прекрасно знаешь какие! — рявкнула мать.

Тесс сообразила, что речь идет о месячных, которые действительно не пришли, а дальше потянулись дни, и «гости» все не приходили, и мать делалась все свирепее, все истеричнее, все набожнее — каждый день ходила к мессе.

Наконец отпуск закончился, но Тесс с матерью не вернулись в Бексли, они поехали к материной родне на Англси, потом — в Престатин. Потом беременность Тесс стала слишком заметна, чтобы жить у родных, они перебрались в приморский пансион в Саутпорте, где провели еще месяц. Тесс, одинокая, отчаявшаяся, попыталась связаться с Питером. Однажды ночью она пробралась вниз, чтобы ему позвонить. Это услышала хозяйка и устроила скандал — телефон, мол, не для общего пользования. После чего вызвала мать Тесс и велела им съезжать — под тем предлогом, что ее пансион — не место для всяких малолетних развратниц. На следующее утро они съехали.

Приют, где молодые католички, попавшие в беду, разрешаются от бремени, находился в дальнем крыле монастыря под Честером. В комнатах стоял холод, еда была отвратительной, сестры — суровыми. Между молитвами и работами будущие матери изучали Писание или слушали проповеди о том, как страшно согрешили. Пришла зима, настало Рождество. Тесс получила единственную открытку, от отца — он сочувствовал ей в ее горе и выражал надежду, что это послужит ей уроком.

Схватки начались в конце марта 1937 года. Пришла повитуха, велела сестрам позвонить матери Тесс. «Не надо, не звоните!» — выкрикивала Тесс, но ее не послушали. Повитуха привязала ее ноги к металлическим подставкам, засунула внутрь ледяные пальцы и сказала, что пока еще рано. Потом вышла; через некоторое время начались настоящие боли. Ближе к рассвету, в изнеможении и лихорадке она почувствовала, как кто-то коснулся ее лба, открыла глаза и увидела мать. На лице у той мелькнуло сострадание — но лишь на миг.

Ребенок родился — девочка, которую тут же запеленали и унесли. Тесс запомнила лишь слабые крики, удалявшиеся по коридору, после ей дали снотворное, и она уснула. Потом ее разбудила мать, подала чашку чая. Впервые после той истории в теплице мать выглядела спокойной и умиротворенной.

— Все необходимое сделано, — сказала она. — Ребенок в надежных руках, о нем заботятся. Мы с твоим отцом подписали все необходимые бумаги, девочку поместят в приют, а потом удочерят.

— Можно мне ее хотя бы увидеть? — взмолилась Тесс.

— Нет, — отрезала мать, — это никому не нужно. Ты уедешь отсюда и поживешь в Линкольне у тети Розы, а через несколько недель, как оправишься, поедешь доучиваться в Лондон.

— А как же Питер? — спросила Тесс.

Лицо матери окаменело.

— Никогда больше не упоминай этого имени. Если попробуешь с ним связаться, я подам в суд, и его посадят.

Тесс поехала в Линкольн и пожила у тети Розы, сестры отца, рассеянной, но добродушной дамы. А через несколько недель написала родителям, что, по ее мнению, для всех будет лучше, если она останется в Линкольне и здесь пойдет в школу. Те, разумеется, согласились, и больше она с родителями не общалась.

На базе ВВС Мэнстон в Кенте вице-маршал авиации Кохрейн, Чарльз Уитворт, Гай Гибсон и чиновник из Министерства авиации по имени Эшвел беседовали с Барнсом Уоллисом, который выглядел довольно понуро. На встрече, к собственному изумлению, присутствовал и Квентин Кредо.

— А это кто? — не чинясь, осведомился Эшвел.

— Мой адъютант, — примирительно ответил Уитворт. — Капитан авиации Кредо. Он отвечает за соблюдение секретности в Скэмптоне.

— Ладно. Продолжим. Я должен успеть на поезд.

Чуть ранее провалилось испытание двух новых бомб на побережье Кента, и Эшвел созвал эту срочную встречу. Начал он с подведения итогов — сброшено две бомбы, обе развалились на куски, — потом начал доказывать, что необходимо отменить всю операцию. Квентин слушал вполуха — во-первых, ему не хватало фоновых знаний, во-вторых, голова у него шла кругом. Неужели Уитворт действительно назвал его своим адъютантом? Своей правой рукой? Квентин было решил, что в Рекулвер, курортный городок в трех милях к востоку от залива Херн, его позвали, просто чтобы утешить после отстранения от должности. А выходит — он теперь адъютант командира. Ответственный за соблюдение секретности.

Эшвел продолжал:

— Уверяю вас, Уоллис, я уважаю ваши знания и изобретательность, но на моих глазах провалилось уже третье испытание. Пора положить этому конец. В конце концов, до крайней даты выполнения задания остается менее четырех недель.

— Совершенно верно, — тихо признал Уоллис. — Полнолуние, середина мая. Уровень воды у плотин будет максимально высок. После этого он начнет снижаться.

— Вот то-то же. Идея прекрасная, но слишком дерзкая, учитывая сроки. Можно попробовать через год. А теперь я предлагаю вернуться в Лондон, подготовить необходимые распоряжения по сворачиванию программы и…

— Нет! — отчаянно выкрикнул Уоллис. — Просто нужно провести еще испытания. Бомба сработает, я в этом убежден!

— Я тоже. — Ко всеобщему удивлению, Гай Гибсон шагнул вперед. — Если мистер Уоллис говорит, что она сработает, мне и моим экипажам этого достаточно. В конце концов, лететь-то нам.