Олекса Белобров - Обратный отсчет

Слезы прокладывали дорожки на покрытом слоем пыли миловидном лице девушки, явно еще не успевшей вкусить «сладости» супружеских побоев и тяжкой работы, которая неизбежно ложится на плечи всякой замужней афганки, живущей в сельской местности. А сейчас она замерла в ужасе, ожидая неизбежного насилия и страшной смерти от рук чужеземных пришельцев.

— Чего это она тут торчит? — спросил у капитана сержант Фролов, «замок» [156] «Замок» — заместитель командира взвода ( армейский сленг ). Стингера, высовываясь из брони. — Жить, что ли, надоело? Ее ж свои потом на ремни пустят…

— Видишь ли, Фрол, — задумчиво ответил капитан, следя за тем, как две машины из агитотряда, находившегося в составе колонны, свернули на обочину, невзирая на минную угрозу, и остановились рядом с юной ханум. — Для девчонки это — верная гибель. То, что ее выставили на виду у кяфиров в брачном наряде, но без бурка, все равно как если бы в нашей деревне выгнали невесту за околицу нагишом и в фате. Но наша девчонка может плюнуть на свою деревню, перебраться в другое место и жить себе дальше. А вот эта, согласно шариату, обречена. «Духи» решили, что шурави ее непременно изнасилуют, а может, и убьют прямо здесь. И не факт, что сейчас в развалинах не сидит какой-нибудь моджахед с видеокамерой. Если же этого не случится, ее все равно прикончат свои.

— Хер им под ребро! — возмутился крепыш Фрол. — А что, спасти ее никак нельзя? — совершенно по-детски спросил он. — Жалко же девчонку, совсем молоденькая. Да и симпатичная вроде, не то что ихние сушеные обезьяны…

— Сдается мне, сейчас этим как раз и занимаются, — ответил Петренко, наблюдая, как две шурави-ханум из агитотряда уводят девушку от обочины и направляются вместе с ней к «Алле Пугачевой». — Не вышел цимус у душманов. Кино про зверства шурави отменяется!

Асава вместе с рассуждениями о шариате и диких местных нравах осталась позади. Сразу за кишлаком Хантер увидел ржавый и покрытый копотью корпус «бээмпэшки» — то были останки его боевой машины. Неожиданно на глаза навернулись слезы, и пришлось нацепить солнцезащитные очки, чтобы никто не заметил.

— Стой! — скомандовал он механику-водителю, и «броня» послушно остановилась. — Минуту перекурите! — бросил он встревожившимся десантникам. — Сопровождать не надо, я мигом!

Спешившись, капитан почувствовал, как бешено колотится сердце. Неуверенно ступая негнущимися ногами, он приблизился к останкам грозной когда-то боевой машины. Прикоснулся к броне — та была горячей, словно до сих пор хранила жар того кровавого дня, а на ладони остался рыже-черный след. Заглянул внутрь корпуса — все выгоревшее, мертвое, пустое…

С тяжелым сердцем обошел он пятачок, где довелось принять неравный бой, припоминая все в мельчайших подробностях: вот груда камней, за которыми он отрезал Лосю ногу, вот место, где отошел в иной мир бедняга Джойстик, вот валуны, вокруг которых Шекор-туран играл с «духами» в «пионербол». Внезапно ему стало не по себе — между камнями торчала… кроссовка. Приблизившись, капитан увидел, что из нее выглядывает человеческая кость. Нога Лося, его боевого товарища, — рядового Кулика, Женьки…

Спина сразу замерзла, в глазах поплыл туман, в ушах шумело. Не понимая, что он делает и зачем, Александр наклонился и освободил кроссовку из расселины между камнями. За ней потащилась выбеленная солнцем кость и обрывок штанины комбинезона. На мгновение он застыл…

— Хантер, не надо! — Сильный толчок в плечо привел его в чувство. Позади стоял Дыня, примчавшийся с самого конца колонны. — Не время вспоминать! Колонна разорвалась! Надо спешить. Пацуков в эфире аж заходится, того и гляди сам себе пасть порвет!.. Эй, что это у тебя?! — оторопел ротный, упершись взглядом в кроссовку с ее жутким содержимым.

— Нога Женьки Кулика, рядового, собственноручно мною отрезанная в ходе того боя, в прошлом апреле, — катая желваки, ответил Хантер. — Ты прав — не фиг тут вспоминать, пора расплачиваться! Ну, я им, б…, устрою!..

Забираясь в БТР, он сообщил десантникам:

— На этом месте меня покромсали год назад. Понадобилось кое-что восстановить в памяти, злости поднабраться…

На плато Магураль артиллеристы уже занимали огневые позиции, готовясь к стрельбам. «Буратино» и его «друзья» расположились неподалеку от позиций артиллерии. Подъехал Тайфун, отвел Петренко в сторону, угостив сигареткой.

— Ханумку в Асаве видел? — спросил спецпропагандист.

— Само собой, — ответил капитан, прикуривая. — Я понял так, что ее наказали, но за что?

— Мавлюда Турсунова из агитационного отряда кое-что выяснила, — сообщил Чабаненко. — Невеста эта — из Захирхейля. И вообрази — это именно она подбросила год назад в сарайчик, где твою Оксану держали, тот самый револьвер, который ты ей когда-то подарил. Не знаю как, но этот факт, несмотря на то что прошло столько времени, стал известен ее жениху — он в этих краях душманом трудится. Вот потому-то ее, прямо со свадьбы, в брачном наряде, и выставили на растерзание шурави. Решили, что наши ее тут же «на хор» пустят.

— И что теперь? — спросил Хантер, чувствуя, как ярость, словно темная вода, заполняет душу. — Что с этой девушкой?

— Напоили чаем, успокоили, хотели взять с собой в Кабул, устроить санитаркой в афганский госпиталь. — Майор безнадежно махнул рукой: — Но она и слушать не захотела, рванула домой…

— В Захирхейль?! — ошеломленно переспросил Хантер. — Так его же через полчаса сотрут с лица земли! Почему не задержали?!

— У нее, видно, с головой неладно после всего, что случилось, — пояснил спецпропагандист. — Она знает, что вот-вот будет бой. Говорит, все мирные еще вчера вечером покинули кишлак. Но сама — ни в какую. Царапалась, шипела и кусалась, как кошка, вырвалась из рук переводчиц — домой, к своему мужу-дикарю!

— Судьба… — печально проговорил Шекор-туран. — Иншалла…

Тем временем подоспели МАЗы с «Мальвинами». «Артемон», орудуя манипулятором, заряжал «Буратино». Вот-вот кошмар «Карабаса-Барабаса» станет явью, а кишлак, где насиловали Оксану, где отрезали голову раненому Кречету, перестанет существовать… Он представил себе, как погибла женщина, и едва сдержался, чтобы не взвыть по-волчьи от ненависти и отчаяния.

Внезапно в полную силу заработала артиллерия: огненные кометы одна за другой рванулись из установок залпового огня «Град» и «Ураган», гулко били «Гиацинты», «Акации» и «Гвоздики». Наряду с этим современным «цветником» торопливо поплевывали старые пушчонки «зеленых». Химики, отцепив зенитки от брони современных монстров, привели их к нормальному бою и звонко лупили по какой-то пограничной горке, поражая цели, ведомые только Аллаху да майору Пацукову — легенда продолжала существовать до последнего.