Олекса Белобров - Обратный отсчет

— Знаю я тебя! — сквозь слезы улыбнулась Галя. — Загуляешь где-нибудь на Кушке или рванешь к своей Ядвиге… Давай сделаем так. — Судя по голосу подруги, она уже давно над этим размышляла. — Я действительно вернусь домой, потому что чувствую — эта работа для такой, какой я стала сейчас, не по плечу. А ты, голубчик, как только соберешься в Союз, пошли мне весточку. Ты это умеешь — не забыл, как вытащил меня в Ташкент? А я тем временем поеду не в Куйбышев, а к своей бабе Гале (меня и назвали в ее честь) в село Богоявленское на Волге, под Жигулями. Она у меня знахарка, врачует травами, но знает и старинные наговоры, и тайные молитвы. Есть у нее и дойная коза, и русская печь. Всю жизнь прожила баба Галя вдовой — мужа ее, моего деда, расстреляли в тридцать седьмом. На нее все мои надежды: думаю, что за те месяцы, что остались до окончания войны, она сумеет поставить меня на ноги…

Санино воображение тем временем рисовало образ доброй колдуньи — такой же мудрой и лукавой, как его дед-характерник.

— А как только ты известишь меня о дате и месте пересечения границы, — воодушевилась Афродита, — я обещаю тебя встретить прямо там и буду твоей… твоей наградой за все, мой Шекор-туран! Как тебе такой вариант?

— Просто фантастический! — Хантер откровенно радовался, что удалось уговорить возлюбленную покинуть недружественную и опасную страну. — Особенно финал, в котором ты обещаешь стать моей наградой.

— Все у нас будет в порядке, любимый. Обратный отсчет давно тикает — с того дня, когда Тайфун сообщил нам о решении правительства. И как бы война, эта мерзкая тварь, не изворачивалась, конец ей придет… Да! — неожиданно спохватилась Галя. — А куда же мы все эти сокровища денем? — Она растерянно окинула взглядом комнату. — Ведь когда я уеду, все здесь растащат!

— Увезешь с собой, солнце мое, — успокоил Александр, — я уже об этом подумал. — Чтобы таможня не зверствовала и не ободрала тебя, как липку, перед отъездом придется связаться с Худайбердыевым. По его слову на таможне тебя никто и пальцем не тронет. Он же тебя и встретит, и приютит. А дальше… Дальше придется все решать самой!

Счастливые, что наконец-то наступила ясность и наболевшая проблема разрешилась, оба крепко уснули.

Уже на следующее утро Хантер приступил к воплощению намеченного плана. Руководство госпиталя пошло ему навстречу, оформив Галины документы без проволочек. Более того: начальник госпиталя, очевидно, чувствуя за собой вину, подписал также так называемый «талон» на покупку в специальном магазине автомобиля ВАЗ-2109, за что признательный капитан Петренко отблагодарил его пакетом афгани, соответствующим трети стоимости машины в рублях. Что значил этот «талон» во времена всеобщего товарного дефицита, помнит только старшее поколение.

Наконец настал день отлета. Провожать Галю на аэродром собралась уйма народу — Аврамов, Иванов, Экзюпери, Крест, целая толпа госпитальных девчонок. Вскоре приземлился «горбатый», следовавший потом прямиком в Ташкент, — именно к такому прямому рейсу и подгадал Хантер отъезд возлюбленной. Полковник Худайбердыев, предупрежденный заранее, уже ждал ее в Ташкенте вместе со Светланой чуть ли не на взлетной полосе аэропорта Тузель.

Александр вдруг вспомнил, как еще совсем недавно Афродита провожала его на вокзале в Куйбышеве. Как все изменилось! Сейчас она выглядела веселой, позволила себе даже глоток шампанского — Бугай где-то раздобыл эту шипучку, поистине раритетную для «югов». Погрузка имущества клана Мак’Петр прошла благополучно, хоть оно заняло уйму места. Летчики начали было ворчать, но после энергичного вмешательства Аврамова, на чьей груди поблескивала золотом «Звезда Героя», отступили.

Наконец провожающие собрались у кормовой аппарели воздушного гиганта. Галя бросилась на грудь Хантера, щедро орошая ее слезами.

— Дорогой мой, я тебя заклинаю! — молила она. — Не рискуй, не подставляй голову под пули, береги себя! Ты обязан остаться живым, ты достоин этого! Прошу тебя, сохрани себя для меня!..

«Горбатый» благополучно поднялся в небезопасное южно-афганское небо, отстреливая тепловые ловушки. Пара «крокодилов» сопровождала его на начальном отрезке пути…

— Держи ключи от нашей павшей цитадели, — вручил Хантер позвякивающую связку темноволосой красавице Эсме, которая и в самом деле не сводила с него томных глаз. — Я там больше не появлюсь, так что комната свободна. И не смотри на меня, будто я медовый пряник! — Он направился к своей «броне».

— А кондиционер? А холодильник? — всплеснула руками молодая абхазка, знающая настоящую цену подобным вещам в этих знойных краях.

— Возьми себе или попроси кого-нибудь, пусть «духам» толкнут, — мрачно отмахнулся Хантер. — Мне уже все по хрену…

Спустя несколько часов оперативный дежурный разыскал капитана Петренко и сообщил ему, что звонили по аппарату ЗАС из Ташкента и передали для него следующую телефонограмму: «Афродита благополучно долетела и прошла таможенный досмотр».

С этого момента жизнь замкомбата Александра Петренко резко изменилась. Но прежде всего изменился он сам, став резче, грубее, прямолинейнее. Подчиненные первыми ощутили эту перемену на себе — замполит все время находился рядом, «снимая эпидермис» по любому поводу. Комбату это пришлось по душе, потому что после второго ранения Хантер, с его точки зрения, стал гораздо менее воинственным и требовательным, чем хотелось бы майору Иванову.

Возродилась новая-старая дружба с Дядей, а с нею и совместные попойки. Находясь «под мухой», Хантер все чаще ни с того ни с сего набрасывался на подчиненных, и пару раз дело доходило даже до рукоприкладства.

Такое положение не могло длиться долго, и в конце концов начальник политотдела бригады отловил капитана Петренко более-менее на ногах, но с солидного «бодуна». Долгих два часа начпо методично приводил капитана в чувство, пустив в ход не только увещания, но и угрозы. Из кабинета начальства капитан вышел мокрым от пота, но совершенно трезвым. Больше того — он наконец-то понял причину того, что с ним творилось.

Усвоивший от Худайбердыева и Чабаненко основы самоанализа, Александр порылся в недрах собственной души и с удивлением обнаружил, что причиной всех его эксцессов было не что иное, как страх. Именно он начал преследовать боевого офицера-десантника с того дня, как стала известна точная дата вывода бригады на территорию СССР. Между тем боевые действия набирали обороты, словно и речи не было о завершении войны. Потери росли, и тогда его собственное подсознание начало властно руководить его поступками, пытаясь сохранить буйную голову до самого конца этой продолжительной и смертельно опасной передряги. Сказались и полтора года без календарного отпуска, хронические нервные и физические перегрузки, стрессы, два ранения с тяжелыми для организма последствиями, да и контузии тоже дали о себе знать…