Анатолий Санжаровский - Кавказушка

– Это как – как самовар?

– Ну… Без рук, без ног, одно туловище. Вместо рук – одни культюшки, вместо ног – одни очурупки, одни обрубки. Делаешь массаж культюшки, а он и скажи: "Сестричка, вы задели за мизинец за больной". Дивишься. Какой мизинец да ещё больной? Рука ж по плечо отхвачена! Растираешь куцый обрубок ноги, опять вроде попрёка: "Такое чувство, будто задеваете за пальцы за больные…" Понимаешь, человек чувствует боль в пальцах, которых у него уже нет. И никогда не ныл, не жалился. Дух в нём круто, надёжно стоял. Говорил, протезные руки-ноги надену, снова пойду бить фашину. [24]А ты… отжитой…

– Всё равно, – уже слабей возражает паренёк. – Скажи, ну зачем такому жить? Глаза выгорели… Я урод… Зачем мучить? В Германии вон сунут в вену два кубика воздуха и полный писец, никому не будешь обузой.

– Ты, сынок, не забывкивай. Ты не в Германии. Ты Победу добывал. Добывал Родине, а Родина в ответ на это – убей тебя? Какая мать убьёт своего сына? Не-е, Родина тебя поднимет. Обязательно поднимет! Сделают пластическую операцию… У тебя девушка есть?

– Да.

– Будешь снова ты интересный, пригожий… Девушка не узнает! Даже ни граммочки не узнает, что у тебя был такой ожог лица.

– И вы про это?.. Вы серьёзно?

– А какие могут быть шутки у нашей медицины?

Парень тихонько сжимает её руку в запястье. Замолкает.

Воцаряется смирная тишина.

А в соседней, лёгкой, палатке, где лежат легкораненые, Нину просят:

– Сестричка, спо-ой… "Землянку". Или "Платочек"… Ты хорошо поёшь. Слушаешь тя – душа в рай идёт!

– А то лежмя лежать тоска-а смёртная…

Нина баловливо щурится.

– Ладно, – соглашается. – Будет вам концерт по заявкам. Только сперва я вам стишок расскажу. А то ускачет из головы. Стишок я сама составила. А называется "Акулина в городе".

Нина покашляла в кулачок, повернулась в улыбке к воображаемой товарке:

В зале рядом с героиней сидел парень, который…

Просыпались сдержанные смешки. И Нина сразу не заметила, что её оробело поталкивает в локоть Жения.

– Там, – Жения потянула руку в сторону тяжёлой палатки, – Сарэнко… Зову…

– Царенко! Ему плохо? – выпугалась вся Нина, сломленно заглядывая Жении в глаза. Жения лишь смущённо краснела. – Извините, товарищи. Мне… срочно уйти…

Царенко лежал с закрытыми глазами.

Нина опустилась перед ним на корточки, взяла руку – покоилась поверх одеяла.

– Царенко, миленький… Вам очень плохо? Да?

Он трудно разлепил веки. Сине посветил улыбкой глаз:

– Кому плохо, тот уже в земле… Я, Нинаша, чего позвал… На речи я не профессор. Не взыщи дорого… Но доброту человечью я держу в почёте…

Нина пялилась на Царенку во все глаза и терялась. "Вот коломенская вёрстушка! Как только и доволокла… Доведись сейчас – и с места не строну…"

Ей вспомнилось, как она тогда с натуги пукнула. Ей показалось, услышали все сейчас, и она, густо рдея, с опаской обвела простор вокруг ищущим взглядом, успокоилась. Кругом всё держал в своей власти сон.

– И благодарность моя таковская… – Царенко положил руку на топорщившийся из-под одеяла бугорок совсем рядом с Ниной. – Ты потиху прими это. Я от чистоты души…

Нина обиженно отмахнулась от него разом обеими руками и, не подымаясь с корточек, попятилась.

– Ну, Царенко, у вас и шуточки!

– Какие ещё шуточки? Примай… Народ спит. Я языком брякать не стану. Не какой-нить козёл бесхвостой… Не бойси. Тут такое… И слова доброго не стоит. Пустяки.

– Вот эти пустяки и приберегите своим дочкам. У вас же их шесть?

– Шесть!– не то с вызовом, не то с удивлением для самого себя подтвердил Царенко. – Надо же… Целых шесть! Мужик я багажистый. У меня всего до горла… Только… Иле я умом граблен… Что-то я никак толку не сведу… Ты чё сапуришься? Илько брать отказываешься?

– А не то разбежалась!

Царенко уныло поджал губы.

– Гладка дорожка, да не хочешь перейти, брезгуша? Ну что ж… Тогда и я тебе такой ответ положу, а чтоб тя язвило! Не возьмёшь, мне ведь сразу худо сделается. Ей-бо!.. Вроде как брезгуешь… Не привечаешь мой отдарок? Так на кой ляд мне твой подарок?!

У Нины округлились глаза.

– Интересно, что же я вам такое дарила? Выдумываете чего?

– Не-ет, Нинаша, этого не выдумаешь… Твой подарочек не развернёшь. Не покажешь… В сумочку не положишь. На пальчик не нацепишь… Кровушка… Чья во мне добрым медведем бегает кровушка?

– А-а… Плата за кровь…

Никакая не плата. А так… От души… Ты крови своей не пожалела! А невжель мне, пузогрею, жалко, – он давнул кулаком в свёрток, в свёртке под одеялом тонко хрустнуло, – а невжель мне жалко поднесть тебе ответно шёлковый отрез да золотое колечко с глазом-бирюзой? Одно слово… Не возьмёшь моё, я солью из себя твои кровя до основания. Мне бритовкой что по палочке чикнуть, что по жиле. И нарисую, мадама, расписку, что вся карусель из-за тебя. Вот такой окончательный расчётец. А само лучшо, моя ты беда и выручка, [25]бери!

Царенко так властно, так уверенно подал Нине свёрток, что она, вовсе не желая его брать, всё же взяла. Не посмела отказать.

А позже, когда в крепкий сон въехала вся палатка, Нина на пальчиках пробрызнула к Царенке и пихнула нераспакованный свёрток на самое дно его вещмешка.

За ужином Жения не увидала Вано.

Что бы это значило? Почему не пришёл Вано на ужин? За то время, что мать здесь, это впервые. Заболел или ещё что случилось?

Вопросы налезали, громоздились один на один в безалаберную кучу, и Жения никак не могла ничего понять, никак не могла дать им ладу. Она торопилась побыстрей раздать ужин и упулиться к себе в землянку. Наверняка Вано не захотел ужинать и стриганул сразу к ней в землянку. Он пошёл, а она всё торчит здесь. Надо живей поворачиваться. Меня ждёт сын!

Прилетает Жения в землянку – Вано нету. Ваймэ!

Надо искать. Солнце село, а Вано нету. Этого не было, чтоб он хоть один вечер пропустил и не заглянул к ней в землянку. Жения туда, Жения сюда – нигде нету Вано!

Надо бежать к начальству и построже спросить, куда оно, глядя на ночь, дело её Вано.

Жении объяснили, где искать хорошего начальника Морозова – Морозов у неё никогда не выходил из ранга хорошего начальника,– и она пошла-побежала к Морозову.

Она б и достучалась до самого Морозова, не останови её этот странный, осторожный кашель.

Бросила Жения глаза на кашлюка.

Вано!

– Сынок! Ты чего здесь му-му валяешь? [26]Один… С автоматом… Все уже поели, легли, наверное. А ты всё стоишь!

– Я на посту.

– День кончился. Какие ещё посты?