Валентин Бадрак - Родом из ВДВ

Но не только этим различались два сослуживца из самого центра солнечной Украины. Игорь, которому были одинаково чужды и слезливые романтические переживания, и архаическая тоска по пряному уединению, удивлялся, отчего, например, Алексей так мучительно стеснялся ходить в полевом лагере в общую уборную. Что его, собственно, беспокоит – все десять вечно безнадежно загаженных отверстий или разжиревшие до кошачьих размеров крысы, обнаглевшие до такой степени, что могли наблюдать с одного конца уборной за курсантом, сидящим в другом? Проницательность, живучесть и неизбывная, на глазах растущая наглость этих мутирующих и бесконечно умных животных внушали жуткий ужас, и Игорь порой в ночном карауле размышлял: а до чего бы могло дойти, если бы четвертый курс периодически не устраивал отчаянную стрельбу по крысам из пистолетов? Так вот, именно тогда, когда они уже были близки к выпускному дню, а Алексей почему-то отказался стрелять по лютым тварям, Игорь понял причину. Он сам сумел изловчиться и вогнать пару кусков жгучего железа в гадкое, лощеное тело твари, отчего оно с отвратительным звуком лопнуло, залив стены уборной кровью и разлетевшимися внутренностями. Игорь отчетливо видел, как неимоверно расширились зрачки его товарища, когда он увидел в метре от себя шмат крысьего тела с торчащими из кровавой массы волосками шерсти. Алексей тотчас повернулся и вышел из уборной, решительно разрядив свой пистолет и уложив его в кобуру. Брезгливость! Вот отчего Алексей бывал таким вопиюще застенчивым! Они постоянно прикасались к грязи, дерьму, крови, поту, отработанному маслу боевой машины, гнусной гари ревущего дизеля, ко всему, что было антитезой показанной в фильмах романтике с неизменно парящим кристально белым куполом на фоне бесконечно голубого бездонного неба. Но ведь так не бывает! К славе, к крупным военным победам идут по колено в дерьме! А нередко – захлебываясь в чужой крови, в людской. Жуков вот лично ползал перед Сталинградской битвой под пулями, изучал особенности обстановки. Как солдат, и его руки по локоть проваливались в грязь!.. И лично посылал бойцов туда, откуда не возвращаются.

Но было нечто, одна чудная и неиссякаемая тема, которая манила Игоря и которую его друг мог преподнести не только бесподобно, но и достаточно чисто, без примеси цинизма, неизменного спутника такого человеческого стада, как воинский коллектив. И Игорю, готовому смириться с любой грязью, любой безвкусицей и даже скотством военного вертепа, безумно хотелось, чтобы эта тема, именно одна эта тема оставалась хрестоматийно незапятнанной, незыблемой. И темой этой была, конечно, любовь к женщине.

Вряд ли кто в первой роте РВДУ особенно задумывался над тем, что отношение к женскому теплу, как раздваивающееся русло реки, неумолимой рукой стоящего над всеми конструктора делилось на два взаимоисключающих потока. Один был безнадежно заражен вирусом альфа-самца, стремящегося к грубому, нескончаемому покрытию многих самок репродуктивного возраста, правда отнюдь не с целью производства потомства; другой состоял из приверженцев тихого и напряженного поиска подруги жизни, способной выдержать рваный ритм гарнизонов, стихийность десантной службы и броневую логику военной карьеры. Первые вслух смаковали похабщину интимных встреч, сливая во всеобщий унитаз извращенного познания уйму порнографических деталей, визжа и измываясь над покоренными, как они полагали, девушками, испуская звериные рыки неутоленного желания в отношении более стойких. Другие многозначительно помалкивали. Раскрашенные в белый и черный цвета, кощунственно плотоядные мастер-классы задевали всю стоголовую семью, порой открывая шлюзы для импровизированных ристалищ, после которых решительно все участники оставались инфицированы подлым вирусом непристойности и гипертрофированных вкусовых раздражителей. Впрочем, свою лепту вносили и преподаватели, с видом ветхозаветных кудесников раздающие рецепты счастья, столь же уморительные и лишенные деликатности, как и сами наставники. «При выборе жены надо глядеть не на попочку, а на папочку», – долго ходила по училищу язвительная притча, авторство которой приписывали звучному генеральскому имени в высших эшелонах власти.

И, на удивление скептикам, вторая группа с поразительной последовательностью все более набирала силу, пришпоривая животные инстинкты в пользу отношений другого толка, наполненных горячим дыханием самоотреченности, порождающей в конце концов семьи и потомство. К четвертому курсу первых оставалось все меньше, а вторых становилось все больше, причем цепная реакция браков на третьем и выпускном курсах, как и штампованного стремления обрести членство в КПСС, лицемерной и деспотичной партии Советов, оказалась неодолимой. И все больше появлялось перебежчиков из одного стана в другой, втайне покусывающих губы за свою былую тарабарщину. К этой когорте, к немалому удивлению Игоря, присоединился изысканный Антон Терехов, который на втором курсе безудержно рассказывал о чрезвычайно успешной реализации своей эротической одержимости в отношениях, как он выражался, с одной ужасной развратницей. С глумливой улыбкой своим хорошо подвешенным языком он описывал и ее заботливое кормление себя с ложечки, когда она сидела у него на коленях, и потрясающе яркие нюансы их разнузданных слитий, и выразительность табуированных для многих, иных форм секса. Но к концу третьего курса Терехов стал неожиданно сдержан во время окопных рассказов. Настолько, что даже на вопросы орды смакователей, привыкших бесцеремонно стоять у окошка чужой спальни, перестал отвечать внятно и поспешно уводил разговор в другую плоскость. Каков же был шок Игоря, да и остальных тоже, когда на выпускном курсе славный мушкетер витиевато объявил, что женится… Естественно, на своей Анжеле, которая за полтора года сумела преодолеть дистанцию от любвеобильной сучки (так он величал ее на старте отношений) до подруги жизни. И все стали вдруг лицемерными джентльменами, а на свадьбе искоса, с плохо скрываемым любопытством поглядывали на блистающую наливными формами Анжелу, почему-то видя ее в своем грешном воображении преимущественно в тех непристойных позах, которые так увлекательно, в утонченно-красочных иллюстрациях описывал ее легкомысленный любовник. Сам он, чудесным образом превратившийся в картинного супруга, упражнялся в креативности свадебной постановки. Все бы это не вызвало в душе Игоря бури возмущения, негодования и бессильной ярости, если бы ярый женоненавистник Иринеев не зафиксировал волшебное превращение сослуживца. А замкомвзвода был мастер использовать чужие слабости. Он столь безжалостно лупил язвительным словами, как молотом по голове, при каждом удобном случае глушил сардоническим потоком из своего глумливого брандспойта, что сумел придать образу Терехова тухловатый привкус. Игорь знал причину – Терехов шел на красный диплом, превосходил тщеславного старшего сержанта во всем, но тут поплатился за открытость и несдержанность своей добродушной и настежь распахнутой натуры.