Валентин Бадрак - Родом из ВДВ

– Ну, что я вам говорил! Нам лейтенанта прислали! – повернув голову к разбросанным по казарменному пространству сослуживцам, почему-то радостно возвестил солдат. И тут же обратился к Игорю, не давая ему опомниться.

– А вы из Рязанского? – участливо поинтересовался он, сунув для верности правую руку в глубокий карман песчанки. В фамильярном жесте сквозило желание протестировать командира на прочность, зажать его в тиски неожиданных обстоятельств и, пока тот еще не знаком с местными порядками, навязать ему свою игру.

Игорь видел, что ситуация развивается по невыгодному для него сценарию. Изменить правила, сверкнуло в голове, и как будто высветилась перед глазами горящая строка: срочно взять инициативу в свои руки!

– А в котором часу обед? – спросил Игорь вместо ответа. Намеренно задал вопрос о приятном и не ошибся, солдат проворонил ситуацию.

– Для нашей роты в тринадцать сорок.

Игорь взглянул на командирские часы с кумачовой звездочкой на циферблате – до обеда оставалось еще чуть больше пятнадцати минут.

– Давайте так сделаем. Вы построитесь повзводно, по штату, познакомимся, и я отведу вас на обед. Есть в роте старшина?

Игорь увидел, как неприятно сморщилось обветренное лицо солдата при словах «отведу вас», но, очевидно, любопытство взяло верх.

– Старшина-то есть, но он в каптерке. На обед не пойдет, потому что плохо себя чувствует. А роту я построю. – И, демонстративно не вынимая руку из кармана, опять повернул голову в сторону и возвестил грозным голосом: – Эгей, мужики, строиться на обед! Повзводно!

Вскоре рота построилась. Впереди во взводах стояли пугливые молодые солдаты, угловатые и нескладные, затюканные стариками и потому услужливые, в замусоленной одежде с отвисшими на коленках и задах брюками. Сзади гурьбой, мало напоминавшей строй, толпились необузданные старослужащие. Игорь удивился, что некоторые из них были без кителей, прямо в черных майках. А один вообще наповал сразил молодого лейтенанта: прямо к майке в районе груди у него был прикручен орден Красной Звезды, а вместо кепки он нахлобучил на голову широкополую шляпу, какую носят пограничники. Вот эти-то парни в майках и составляли ядро постоянно действующей против армейской дисциплины оппозиции; они были беспредельно наглы и вели себя с откровенным вызовом в каждом жесте и каждом слове. Любое их движение заключало в себе демонстративное противоборство, форму постафганской самореализации. «Даже не войско, а туземное племя, – с досадой заключил про себя Игорь. – Так просто их не взять – нужна крепкая, длительная осада, как основательно укрепленной крепости, нужен таран, которым можно пробить ворота непонимания, сделать бреши в стенах неприятия всего, что составляет основу армии, ее управления, ее незыблемую дисциплину».

К вечеру напряжение Игоря еще более возросло. Его представили командованию батальона, похожему на штаб подразделения. Комбатом оказался относительно молодой капитан Шницын. Увидев его впервые, Игорь подумал, что такие в других частях еще ходят в ротных, а этот уже дослужился до командира батальона. Самоуверенный и амбициозный, с неподражаемым апломбом, он, однако, действовал поверхностно, не вникая в корневую систему военного организма. Ему нужны были пристойные результаты стрельб, отлично выполненные прыжки, отремонтированные, свежевыкрашенные казармы и отсутствие чрезвычайных происшествий. Его интересовало только то, что составляло основу, суть карьерного роста. В помощниках у него числились хронический безнадежный алкоголик – зампотех, давно уставший от службы и, вероятно, от самой жизни, майор Сеньцов, который, впрочем, превосходно разбирался в устройстве боевой машины десантной и был способен обеспечить выход из парка батальонных БМД. И как водится, воспитатель, хитрый колдун, худой и сгорбленный, как кощей, брызгающий на всех окружающих серо-зелеными, глубоко проникающими лучами из выпученных, невероятно зорких глаз-прожекторов. Этого майора со странной, но хорошо запоминающейся фамилией Стериопало (и Игорь сразу уловил обстановку) опасались батальонные офицеры и стороной обходили старослужащие солдаты. И не зря. Учтивый до лести, слащавый до приторности, с эластичной улыбкой, старательно формируемой тонкими губами, он производил недвусмысленное впечатление человека непредсказуемой взрывоопасности, как радиоуправляемый фугас. Вот только кнопка управления детонацией находилась неизвестно где.

Познакомился Игорь и со своим коллегой, заместителем командира по воспитательной работе, который представился коротко и мягко: Саша. «Из интеллигентов», – тотчас подумал Игорь и не ошибся. Воспитатель не только всем своим видом показывал, что не претендует на роль хозяина в роте, но и сторонился подчиненных, обходя по возможности заведомо острые углы. А когда Игорь случайно увидел торчащий из офицерской сумки корешок художественной книги, то ему все стало ясно. Надеяться на этого не стоит… Поздно вечером Игорь пересчитал оружие в оружейной комнате и понял, что бороться с ротой ему придется один на один. За ротой числились семьдесят четыре автомата, четыре пулемета и четыре ручных гранатомета; он же обнаружил в несгораемых шкафах семьдесят шесть автоматов, а затем на одном из шкафов – еще один «лишний» пулемет. Командир первого взвода озабоченно почесал затылок. Если в расположении роты такое творится, что можно обнаружить в полку, в тайниках внутри боевых машин, например? Патроны и гранаты, вне всякого сомнения! Интересно, знает ли кэп про неучтенное оружие в полку, эдак ведь кто угодно может сбыть его местным криминальным структурам?! У училищных методистов, наверное, челюсти бы отвалились, если бы они про такое прослышали… Когда глубокой ночью после невероятно долгого первого дня службы Игорь возвращался в офицерское общежитие, то уже не обращал никакого внимания на скудную растительность, стоящие в пыли низкорослые, совсем не такие, как он привык видеть в Межириче или Рязани, деревья. Он все еще брезгливо морщился от хлестких порывов ветра, несущего все ту же мелкую, проникающую, кажется, в каждую клеточку песчаную пыль. И все-таки Игорю казалось, что он здесь, на этих задворках цивилизации, находится целую вечность, что Кировабад уже стал его миром, навечно влез в его сознание. И только нестерпимо грязная, уже совсем не белая, абсурдная в этих условиях парадная рубашка напоминала, что он еще только-только прибыл к новому месту службы. Взглянув на темные разводы на рубашке под одним из фонарей, Игорь улыбнулся: ему не было жаль замаранного белого цвета, потому что он хорошо знал: цвет новой, неотвратимо надвигавшейся жизни не был белым. А парадная рубашка не скоро ему понадобится.