Валентин Бадрак - Родом из ВДВ

Ранним утром, за четверть часа до подъема, в пять сорок пять, неугомонный лейтенант уже был в роте. Вечером он полагал, что ночью многое передумает, приступит к созданию какого-либо плана. Но едва голова коснулась подушки, как он улетел в невесомость сна и очнулся только от пронзительного звона большого механического будильника, который способен был разбудить все офицерское общежитие. Идя в часть, он ежился: холодный серый рассвет казался мерзким, пронизывающим насквозь. Полоска дымчатой облачности застилала горизонт. И как только может дневная жара чередоваться с таким собачьим холодом? Одно только радовало: были любопытно наблюдать за застывшей природой, даже листья на кустах замерли, словно ошеломленные приходящим днем и несущимися с ближайших гор пыльными ветрами. Но, построив роту на зарядку, Игорь не обнаружил шестерых дембелей. Еще человек двенадцать из старослужащих поднялись и пошли в строй в тапочках, явно давая понять, что утренний кросс для них – что-то из области фантастики. Они и без того плелись в строй обозленные из-за прерванного сна и походили на порыкивающих собак, решающих, стоит ли буянить и затевать драку. У сторон пока было слишком мало информации друг о друге, и поэтому они шли на компромиссы, отделываясь тихим ворчанием под нос или претензиями, выбрасываемыми в пространство. «Ну, что ж это за жизнь такая, мать вашу, настала?!» – такие крики, снабжаемые шквалом отборной нецензурщины, то и дело раздавались из глубины казармы при подъемах. Игорь прекрасно понимал, что за этой бранью стоит еще не выработанная политика старослужащих в отношении его самого, сомнения солдат, которым с первых дней службы вбивали в голову необходимость подчинения офицерам и которые уже готовы выйти из-под контроля любой власти. Игорю стало ясно: настоящее столкновение не за горами. А произошло оно буквально через неделю после появления в роте командира первого взвода, совсем непримечательным утром, после того как въедливый лейтенант понял, что дембеля прячутся от него по утрам в каптерке – большой кладовой, предназначенной для имущества роты и совмещенной с небольшим помещением для просушки вещей. Как выяснилось, изобретательные солдаты соорудили там спальное помещение для избранных и переходили туда досыпать на наваленные на пол матрацы до самого завтрака. Вряд ли им было уютно, но игра переросла в борьбу принципов, изводящий армреслинг. Офицер решительно отобрал ключи от каптерки и мягко намекнул старшине, что его придется заменить, если тот не будет пришпоривать роту.

– Да что вы, товарищ лейтенант, ей-богу, хотите, чтобы рота строем ходила, как у вас в училище?! – Старшина вздыбился, как ретивый, стянутый уздой конь. Было такое впечатление, что еще чуть-чуть, и из носа у него повалит пар негодования. – Молодые вот пришли, их и третируйте. А мы свое уже отслужили. И отвоевали! Эти люди, которых вы хотите заставить кросс бегать и шагать на плацу, кровь живую видели, умирали на войне, от которой теперь государственные мужи отмахиваются. Оставили бы нас в покое, мы вам обеспечим и порядок, и все остальное. По нашим, афганским правилам. У нас сейчас и имущество в избытке, и боевая подготовка не хромает, чего не скажешь про другие роты.

«Ну и горазд же врать старшина, – думал Игорь, глядя на взрослое, табачного цвета, как у индейца из американского кинофильма, лицо сержанта, – только дай слабинку, живьем съедят тотчас. Проглотят, как крокодил зазевавшуюся жертву. Какая уж тут боевая подготовка, когда солдат в строю в майке шлепает…» Но убеждать уставших от службы солдат, которым давно ослабили удила, все равно что толочь воду в ступе. Игорь хорошо понимал это. Нужен хитроумный ход, нужна ловушка, действующая подобно удавке. Иначе он с ними не совладает.

– Может быть, я бы и принял такую позицию. А еще лучше – отправил бы всех афганцев по домам. Но только не я такие решения принимаю. А вы остальную роту разлагаете. Потому выхода у меня другого нет, как требовать одинаково от всех.

– Зря вы так, товарищ лейтенант. Потому что ничего из этого не выйдет. Только себе нервы будете портить, глупости военные тут никому не нужны.

Глаза старшины бесовски сверкнули, и из них на Игоря посыпался поток злых искорок. Он почувствовал в голосе солдата, озвучивающего идеи старослужащих, скрытую, пока еще дремлющую, но готовую прорваться наружу угрозу. «Откуда у них, у этих вчерашних детей, такая решимость на лицах, – думал Игорь про афганцев. – И на что он намекает, на то, что в хозяйстве роты будут недочеты? Пожалуй, надо переселяться в казарму», – размышлял молодой командир, все более хмурясь. Ему казалось, что неотвратимая развязка совсем близко и перевес явно не на его стороне. Надо придумать нечто сногсшибательное, что поменяет отношение к нему. Что вынудит этих оболваненных войной людей достойно дослужить срок, не уронив его, Игоря, командирскую честь. И не допустив унижения их человеческого достоинства, ведь они все-таки за Родину кровь проливали… Вот о чем идет речь, а не о каких-то там частностях в виде строевой или любой иной подготовки. Если бы это было в соседней роте, он бы закрыл глаза на позор армии, на ее тотальное разложение. Но коль уж он попал сюда, то его долг, его миссия – изменить ситуацию вокруг себя, потому что, в конечном счете, стоит вопрос о его добром имени, его офицерской состоятельности. С чего же начать, черт возьми?! Чем глубже он копал, тем большее возмущение вызывали беспорядки в глубине больного, насквозь прогнившего организма армии. На третий день Игорь уже знал, что старики заставляют молодых бойцов по ночам работать, стирать им, гладить, посылают в столовую жарить картошку с ворованным из общего котла мясом. А то и просто так издеваются. Например, для забавы проводят импровизированные состязания на «лучшего крокодила» – это когда все молодые бойцы по команде дембеля упираются руками в одно быльце кровати, а ногами – в другое. Игорь в воображении своем рисовал издевательские сцены: напряженные тела вчерашних подростков дрожат от усилий под веселые, а может, и пьяные ухмылки и зубоскальство «стариков». Потом солдатики ползают по деревянному полу наперегонки, чтобы дембеля погоготали вдоволь. Пинки, зуботычины, злобная ругань… Есть еще «электрический стул», гонки с табуретами, да мало ли что еще – фантазия «стариков» всегда растет по мере отлынивания от дела. Это были примитивные молодые люди, которых вырвали из своей среды, несомненно рабоче-крестьянской. Студенты, как правило, предпочитали увиливать от армии, имеющие средства – откупались. Эти же и дома-то еще не сформировали для себя цели и ориентиры, а тут их окончательно сбили с толку. Разложение роты, полка, армии давно приняло системный, необратимый характер, и не ему делать революцию. Но и оставить все немыслимо! Тогда уж лучше вообще отказаться от военной службы и офицерской карьеры. «Каждый должен честно выполнять свою работу на отведенном тебе маленьком участке», – полагал молодой лейтенант. Наступил момент, когда важным для него стало не одобрение и признание начальников, а вопрос собственной выживаемости. Ибо он с положением дел мириться не хотел, солдаты же не только не желали идти на уступки, но, напротив, перешли в наступление. И ребята эти оказались не из робкого десятка, ведь Афганистан пробудил в них воинственное, сугубо маскулинное, милитаристское начало. И деть их некуда, до увольнения в запас последних афганцев оставалось как минимум три-три с половиной месяца. Да если он ничего не придумает, за этот период они его живьем съедят…