Валерий Поволяев - Лесные солдаты

– Наши! Это наши! Тут находились наши, товарищ лейтенант. Следы их остались – их! Много следов.

– Ну, не так уж и много, – возразил ему Чердынцев. – Много – это когда весь лес истоптан. А тут было человек двадцать или чуть больше.

Они прошли по лесу ещё немного, километра полтора, и услышали впереди частую стрельбу. Вот тебе и безлюдный Берендеев лес!

– Быстрее вперёд! – скомандовал Чердынцев.

Он перемахнул через белый, обросший жёсткой хрустящей коростой куст, сбил с него иней, пересёк неглубокую лощинку и оказался на плоском, поросшем редкими деревьями взлобке.

Стрельба сделалась отчётливее.

Чердынцев встал за толстый кряжистый ствол, огляделся – надо было сориентироваться. Глазом зацепиться было не за что, всюду деревья, деревья, деревья, – а вот ухо кое-что улавливало. Во всяком случае, на слух можно было точно определить место, где происходила стычка… Лейтенант поспешно скатился со взлобка вниз. Скомандовал сипло – в горле от простуды, от спешки будто бы даже дырка образовалась:

– За мной!

Бойцы устремились за ним.

Оказалось, немцы зажали группу красноармейцев на поляне, где те расположились на короткий отдых, чтобы перекусить и привести себя в порядок, из ручного пулемёта исхлестали жидкий костерок, продырявили чайник и два закопчённых котелка, что было особенно жалко – это было почти что равносильно потере человека в бою, уложили кашевара и ещё одного бойца, помогавшего ему. Окруженцы, надо отдать им должное, не растерялись, подавили пулемёт гранатой и вступили в бой.

А тут и Чердынцев подоспел. Всё получилось, как в хорошем академическом учебнике по тактике – немцев оглушило громкое «ура» бойцов лейтенанта, они растерялись, попробовали драться на обе стороны, но из этого ничего не получилось, и гитлеровцы побежали. Вначале вскочил один, оглянулся, озабоченно бледнея лицом, веером пустил струю пуль из «шмайссера» и побежал, прикрываясь стволами деревьев, за ним второй, потом третий…

Лейтенант поймал первого немца, по-тараканьи шустрого, на мушку, дал по нему короткую очередь.

Пули достигли цели, немец по-птичьи часто заперебирал ногами, потом взлетел в воздух, словно бы стремясь раствориться в сером пространстве угасающего дня, всадился всем телом в жёсткий промёрзлый ствол и свалился на землю. Следом пули подсекли второго немца – сутулого, озябшего, в новенькой каске, нахлобученной на уши, тот обвил руками неказистую кривую сосёнку и повис на ней.

Тут произошло неожиданное: на фланге, под деревом, укрытый тёмными еловыми лапками, заработал ещё один немецкий пулемёт. Непонятно было, почему он молчал раньше. Чердынцев прыгнул в снег, подсунулся под какой-то старый, но ещё прочный корень, выждал, когда очередь, хорошо видная снизу, проскользит над ним, и позвал хриплым, незнакомым от холода голосом:

– Бижоев!

Кавказец без всяких указаний сообразил, что надлежит сделать, уполз в сторону. Двигаться он умел, как и Ломоносов, – беззвучно, по-охотничьи неприметно. Жаль только, гранат у лейтенанта не было, нечем было снабдить бойца.

Но Бижоев и без лейтенанта понял, где можно разжиться карманной артиллерией – у валявшегося неподалёку немецкого солдата из расширенного голенища сапога торчала деревянная колотушка – рукоятка гранаты. Бижоев подполз к убитому немцу, лежавшему очень удачно, рядом с ёлочкой, которой можно прикрыться, вдавился в снег, немного полежал неподвижно, потом зашевелился снова. Лейтенант, ощущая, как к глотке его подбирается холод, следил за Бижоевым, покусывал нижнюю губу – помоги тебе Аллах, Бижоев!

Аллах помог: Бижоев благополучно подобрался к немцу, вытащил у него из-за голенища гранату и поспешно нырнул под ёлочку.

А пулемёт продолжал садить – немец, лежавший за ним, давил на гашетку без перерыва, не жалел патронов, шпарил и шпарил, не давая возможности поднять голову. И когда только у него кончатся патроны?

Наконец пулемётный грохот оборвался, сделалось так тихо, что Чердынцеву показалось: он оглох. Барабанные перепонки будто тонкой пилой взрезал острый комариный стон. Пулемётчик заковырялся с замком – новая лента у него что-то заела… Пауза затянулась. Бижоеву это и надо было.

Он беззвучно выбрался из-под ёлочки и, ловко втискивая тело в неглубокую снеговую ложбину, прополз несколько метров, затем плоско, не поднимаясь над землёй ни на сантиметр, швырнул гранату в пулемётчика.

Угодил точно, граната врезалась немцу в каску, оглушила его и опрокинула на спину. Негромкий, но сильный взрыв подкинул пулемёт, и тот, запутавшись в ветках дерева, повис в воздухе. Неуклюжая тяжёлая птица, изувеченная взрывом. Чердынцев невольно вывернул голову, глянул на пулемёт – не свалился бы кому-нибудь из своих на спину – изуродует ведь…

В следующее мгновение он поднялся на ноги и, закричав что было силы, выбил из груди «Ура-а!», совершил перебежку, – сапоги его с громким хрустом давили твёрдый, какой-то костяной снег, обметавший поляну. Чердынцев услышал раздавшееся за спиной нестройное хриплое «Ура!» нескольких бойцов, поднявшихся вслед за ним, нырнул за ствол дерева, увидел совсем рядом с собой двух немцев, дал по ним очередь, один немец остался лежать, второй побежал, но Чердынцев не стал его преследовать – надо было понять, что происходит на поляне.

А на поляне всё стихло. Из-за поваленных стволов, из-за вывортней поднимались люди в красноармейской форме, кто-то выскребся из снега, в который попытался углубиться, разрывая голыми руками мёрзлую твердь, ломая себе пальцы и ногти. Чердынцев двинулся к этим людям – это были свои.

К нему подошёл седеющий человек в телогрейке с круглым шейным вырезом, в вырезе был виден воротник с чёрными петлицами, украшенными рубиновыми кубиками и серебряными молоточками.

– Техник-интендант второго ранга Мерзликов, – представился он. – Спасибо, что пришли на выручку. Если бы не вы… – он красноречиво развёл руки в стороны. – В общем, вы понимаете, что было бы…

– Убитых много? – спросил Чердынцев.

– Трое.

– А немцев?

– Немцев больше.

– Это они нас, судя по всему, должны были догнать и окружить, – сказал Чердынцев, – а догнали и окружили вас.

Техник-интендант вновь развёл руки в стороны, поскрёб пальцами щетину на щеке и спросил:

– Издалека идёте?

– Лично я от самой границы.

– Далеко, – техник-интендант вздохнул. – А я бегу от Смоленска, из котла, – Мерзляков вздохнул опять, – пытаюсь догнать наших, но из этого, как видите, ничего не получается, – он оглянулся с удручённым, каким-то ребячьим видом. – Узнать бы где-нибудь что-нибудь… Что происходит? Мы неделю назад поставили на дороге пару мин, так на них налетела немецкая легковушка. У убитых нашли свежие газеты, прямо из Берлина. Там черным по белому написано: Москва окружена и взята доблестными войсками фюрера. Даны снимки московских проспектов и рожи победителей.