Фил Эшби - Неуязвимый (в сокращении)

Наши шансы прорваться через оцепление живыми я оценивал невысоко, о чем и сказал полковнику Баббингтону.

— Сэр, если я скажу вам, что наши шансы пройти через оцепление составляют двадцать процентов, что вы мне посоветуете?

— Действовать!

Выводы, которые следовали из его совета, оказали на меня отрезвляющее воздействие. Черт, подумал я. Он думает, что нас всех того и гляди перебьют.

К этому времени полковник Бао уже знал, что Соединенное Королевство рассматривает возможность оказания силам ООН военной помощи. Если в Сьерра-Леоне появятся и вступят с повстанцами в бой британские войска, повстанцы направят свою ярость против нас.

Напряжение продолжало нарастать и на следующий день, когда появилась «делегация» повстанцев с сообщением, что кенийцам, если они выдадут британских сотрудников ООН, будет гарантирована безопасность. «Братья африканцы, нам с вами сражаться не за что. Передайте нам белых, и вы сможете свободно уйти. Если откажетесь, мы убьем вас всех».

Кенийский старший сержант, отведя меня в сторонку, сообщил мне эту дурную новость. Я решил не пересказывать ее остальным. Кенийцы уже доказали свою готовность сражаться и принять смерть, спасая военных наблюдателей, однако я чувствовал, что им приходится нелегко. Я сознавал, что нам, британским офицерам, остается либо бежать, либо погибнуть при попытке к бегству. Я понимал также, что, поскольку запасы еды и воды подошли к концу, силы скоро начнут убывать, причем быстро. Бежать нужно либо этой ночью, либо никогда. Кенийцы считали, что смогут еще несколько дней продержаться на самом скудном рационе. Половина из них происходила из племени масаи, для которого засуха и голод — вещи привычные, однако в том, что мы, европейцы, сумеем протянуть хотя бы еще немного, я сильно сомневался.

Я раз за разом просил кенийцев выдать мне винтовку, однако винтовок не хватало даже для кенийских солдат, так что просьбы мои отвергались. Я мог без особого труда стянуть пистолет у капитана Корира, пока он спал за своим столом на командном пункте, однако я никак не мог решиться на это. Еще проще было позаимствовать винтовку у одного из тяжело раненных кенийцев, но и на это рука у меня не поднималась. У нас имелись хоть какие-то шансы спастись бегством, у раненых же не было ни одного.

Мы решили не извещать кенийцев о наших намерениях, поскольку я полагал, что они попытаются нас остановить. Я подозревал, что старший сержант о наших планах догадывается, однако он хранил молчание.

Я молился о том, чтобы пошел дождь, но природа была не на нашей стороне. Я видел вдали грозовые тучи, иногда даже молнию, а между тем в Макени погода стояла прекрасная, и мне казалось, что луна и звезды посмеиваются над нами.

План побега был прост. Я отыскал в северо-западном углу лагеря подобие «мертвой зоны». В этом месте мы могли перелезть через стену, попытаться проскочить через оцепление, выбраться из города, уйти в джунгли и затем добраться до Мили-91, ближайшего городка, удерживаемого силами ООН. До него было около восьмидесяти километров по территории, контролируемой повстанцами. В этой части страны джунгли были местами вырублены и отданы под пахотные земли, здесь находилось множество деревенек и ферм, однако в каждой из деревень стояли и бойцы ОРФ. Это означало, что в дневное время передвигаться нам будет нельзя. Переходы надлежало совершать по ночам, а на день укрываться.

Все это походило на прогулку от Лондона до Брайтона, но только без запасов еды и питья, через густой лес, в атмосфере, больше всего напоминающей сауну, и — что весьма желательно — без каких-либо встреч с местными жителями. Восемьдесят километров по прямой легко могли обратиться в двести восемьдесят. Я полагал, что дорога займет у нас примерно неделю.

Я доверился Фергусу, чувствуя себя виноватым из-за того, что мы покидаем его. Фергус прямо ответил мне, что без нас у него хлопот будет меньше. Он собирался на следующий день вступить с повстанцами в переговоры — может, за деньги его выпустят. Я спросил, не хотят ли его люди попытать удачи вместе с нами. Он считал их физически недостаточно крепкими для этого и потому предложение мое отверг. Мы пожелали друг другу удачи.

Большую часть наших припасов мы уже израсходовали, так что у нас оставалось лишь:

• по литру воды на каждого (на крайний случай);

• несколько ломтей хлеба и моя жестянка с фасолью;

• карта масштаба 1:500 000 (одна десятая масштаба стандартной военно-топографической карты Соединенного Королевства, один сантиметр карты соответствовал пяти километрам);

• компас;

• принадлежащее Энди портативное устройство ГСП (глобальной системы позиционирования);

• небольшая походная аптечка;

• портативные фильтры для воды плюс йод и обеззараживающие воду таблетки.

Пол ни за что не соглашался расстаться с фотоаппаратом. Это было не таким уж и легкомыслием, как могло бы показаться. Повстанцы очень любили позировать, порой достаточно было лишь извлечь фотоаппарат, чтобы обратить потенциально враждебных жителей деревни в лучших друзей.

Я решил взять с собой спутниковый телефон. По форме и размерам эти устройства больше всего напоминают ноутбук. И, подобно ноутбукам, они довольно легко ломаются, а батарейки в них садятся в самый неподходящий момент.

Я воспользовался этим телефоном, чтобы сообщить полковнику Джиму, застрявшему во Фритауне командиру нашей группы, подробности предполагаемого побега и рассказать о выбранном маршруте. Джим ответил, что Фритаун может вскоре перейти в руки ОРФ, силы которого быстро надвигаются на столицу.

При заходе солнца я сделал три звонка в Соединенное Королевство. Сначала я поговорил с папой, поблагодарив его за то, что он был таким прекрасным отцом. Я с удовольствием поговорил бы и с мамой, но не хотел ее пугать. Отец сказал, что любит меня, и пожелал мне удачи — я чуть не расплакался.

Потом я позвонил Дэну Бэйли, старому другу. Ему я объяснил, какими я желал бы видеть мои похороны. Где именно меня закопают, мне было все равно, но хотелось бы услышать на прощание кое-какие гимны и приятные отзывы о себе. Я также попросил его, если мы не прорвемся, позаботиться об Анне. Дэн сказал, что я заговорил совершенно как персонаж из голливудского фильма, после чего разговор перешел на успехи нашего любимого футбольного клуба.

Последним был пятнадцатиминутный разговор с Анной. Я старался быть оптимистичным, однако вынужден был признаться ей в том, что этот наш разговор может оказаться последним. Мне никак не удавалось найти слова, которые объяснили бы ей, как сильно я ее люблю, и потому под конец было очень трудно положить трубку. Последние наши фразы оказались одинаковыми: «Береги себя. Люблю».