Михель Гавен - Заговор адмирала

— Я думаю, младший Хорти сейчас очень осторожен. Выманить его из Буды — это проблема. Он ни за что не согласится на встречу в каком-то незнакомом ему месте, пусть даже с людьми, с которыми он уже однажды встречался, — задумчиво произнес Скорцени. — К тому же не исключено, что они уже информированы о том, что и представители Тито на самом деле подставные, и никаких указаний о ведении переговоров с венграми Тито на самом деле из Москвы не получал. На встречу Миклоша должен вызвать человек, которому он доверяет. Только тогда он покинет Буду, если будет уверен, что ему ничто не угрожает. Кто это может быть, Раух? Ты изучил список?

— Так точно, оберштурмбаннфюрер. Я думаю, стоит остановиться на кандидатуре его близкого друга Борнелицы, управляющего компанией речного судоходства. Не имея прямой связи с Хорти-младшим, так называемые представители Тито могут выйти на него и заставить его вызвать преемника регента в контору для передачи якобы важных сведений, возможно, под угрозой.

— Даже если это получится, он быстро поймет, что его обманули. И конечно, приедет не один, с охраной, — заметил Науйокс. — Это значит, наши люди должны будут поджидать его внутри, а также прогуливаться вокруг фирмы, изображая из себя обычных прохожих, чтобы вовремя нейтрализовать охрану. Где находится эта судоходная контора Борнелицы? — спросил он.

— В Пеште, — ответил Раух. — По другую сторону моста Елизаветы.

— Там надо всё тщательно изучить заранее, я имею в виду обстановку, все подступы, — распорядился Скорцени, — а потом уже начинать действовать. Попробуем. Ничего другого нам не остается. Начнем с Бокаи и Харди. Если исчезновение верных ему людей никак не подействует на адмирала, а похищение и угроза жизни сына также не приведут к результату, который мы желаем — ведь старик упрямый, это известно, — тогда будем готовиться к штурму Буды. Как наши люди в лагере? — Скорцени повернулся к до сих пор молчавшему Адриану фон Фелькерзаму, своему заместителю.

— Они прошли дополнительную подготовку, оберштурмбаннфюрер, боевой дух высокий, готовы исполнить любой приказ, — доложил тот. — Одна спецрота, переодетая в штатское, размещена в районе городской крепости. Нам приданы два танка класса «тигр», технически исправны, заправлены горючим. План оборонительных сооружений мы тщательно изучили. Я думаю, есть возможность проникнуть в крепость без единого выстрела и завершить операцию бескровно.

— Это хорошо, — Скорцени кивнул головой. — Будьте наготове. А пока самое время отобедать у Гунделя, господа, и навестить очаровательную мадам Ковач, вы не находите? Что ты говоришь там, Алик, блинчики в шоколаде и мясо, обжаренное со сладким перцем? Я что-то проголодался, правда. Так что направляемся в ресторан. Всем желаю хорошего аппетита. И приятного знакомства с симпатичной дамой.

На сцене большого зала ресторана Гунделя, украшенной белыми и чайными розами в круглых фарфоровых вазах, музыканты в национальных венгерских костюмах играли «Чардаш Турченяска». В зеркалах на стенах, сверкая множеством огней, отражались три великолепные люстры богемского хрусталя, вышитые золотом бежевые шторы на окнах, столы, покрытые ослепительно белыми скатертями, уставленные белой фарфоровой посудой и хрустальными бокалами и покрытые такими же белыми чехлами кресла, украшенные темно-зелеными атласными лентами с завязанными сбоку бантами. Откусив любимого поньжонского рогалика с маковой начинкой и запив его крепким турецким кофе, Матильда Рогански, подруга Илоны по гимназии, призналась ей.

— Ты знаешь, я так рада, что решилась приехать в Будапешт и повидаться с тобой. После смерти мамы я почти не выходила из дома у себя в Сегеде. Только на кладбище и в собор. Мне было так тяжело. Это хорошо, что ты уговорила меня приехать, я чувствую себя намного лучше. А ты? Оправилась после гибели Иштвана? Всё так же работаешь в госпитале?

— Да, работаю, — подтвердила Илона, она раскрошила ложкой аппетитный рабакезский крендель с медом, но есть не хотелось, только отпила крепкий кофе из белой фарфоровой чашечки со слониками. — Можно сказать, что горе ушло куда-то глубоко, но я по-прежнему чувствую боль. Мне не хватает Иштвана, точно какая-то пустота всё время ходит рядом со мной. Пустая, бесконечная дыра в пространстве, в ней тонут все радости, все мои надежды. Только маленький Иштван меня спасает. Что ты? Что случилось? — она заметила, что лицо подруги изменилось, Матильда смотрела в сторону, за её плечо, и на лице её отразился испуг.

— Ты знаешь, мне кажется знакомо лицо вон того человека, — Матильда наклонилась вперед и перешла на шепот, так что Илона едва слышала её из-за музыки.

— Какого человека? — спросила графиня с недоумением.

— Вон та компания молодых людей в штатском, они сидят за тобой, чуть слева, нет-нет, не поворачивайся, — Матильда схватила Илону за руку, удерживая. — Ты можешь видеть их в зеркале, — она кивнула на противоположную стену. — Они все в гражданских костюмах, но явно чувствуется военная выправка. Я обратила на это внимание, когда встретила одного из них в Сегеде. Явно, что военный, уверенный такой в себе, а одет в штатское. И будто никуда не торопится. А ведь война идет, большевики на границах Венгрии, все испуганы, озабочены, а он вроде как вообще не отсюда, спокойный такой. Его как бы не касается.

— Вот эти трое господ?

Илона взглянула в зеркало. Действительно, позади нее, за угловым столиком сидело трое мужчин. Двое ели гуляш из мяса косули со сладкой паприкой, запивая его бадачони кекнелю, ароматным сухим вином, имеющим желто-зеленый оттенок. Один не ел ничего, только пил коньяк «Хенесси», подливая себе из бутылки, стоявшей напротив. Его профиль показался Илоне знакомым.

— Их было четверо, а сейчас трое, один куда-то ушел, — прошептала подруге Матильда.

— Да, мне, кажется, тоже кое-кто знаком из них, — ответила Илону, отчетливо чувствуя, как тревога нарастает внутри, — ты имеешь в виду того человека, который сидит справа, в профиль?

— Нет, того, который сидит прямо напротив меня, — ответила Матильда. — Я видела его в Сегеде. Я шла из собора Обета, заказывала мессу по покойной матушке, это было всего два дня назад, как раз исполнился год, как её не стало, и увидела этого мужчину. Вообще он сразу привлек мое внимание. Высокий такой, статный, венгры более приземистые. И неторопливый очень. Он зашел сначала в собор Обета, как раз когда я там находилась, — продолжала Матильда сбивчиво, — не перекрестился, ничего, турист такой, только как бы из любопытства, рассматривал мозаичное изображение Мадонны в национальном венгерском костюме. Потом, ну только что ни посвистывая и всё так же руки в карманах, вышел из храма и пошел дальше. По переулку мимо памятника Пиште Данко, цыганскому скрипачу. Я шла за ним, мне по пути. Но на всякий случай перешла на другую сторону, чтобы он не обращал на меня внимания, и закуталась в черную вуаль, ясно, что я иду из собора, поминала родственников своих. В общем, он зашел в небольшую церквушку, которая сразу за памятником. Ну а я пошла дальше, домой. А вечером ко мне приехал доктор, который лечил маму, да и мне от нервов лекарства прописывает и сообщил, что в той церквушке днем убили священника. Задушили мантией. Я сразу вспомнила этого господина. Это точно был он. Красивый такой, очень уверенный в себе, явно военный. Но почему-то не на службе, и вроде как ему никуда не надо.