Богдан Сушинский - Воскресший гарнизон

— Оказывается, есть и такая ставка? В украинских Карпатах? — вяло как-то удивился Овербек, теряя, после всего услышанного, способность вообще чему-либо удивляться.

— Кое-кто из сотрудников «Аненербе» пытался оспаривать мои предложения, ведь в то время я всего лишь только-только пришел в себя после ожогов и работал сотрудником секретной медико-психологической лаборатории того же университета, студентом которого когда-то являлся. Однако фюрер доверился именно мне.

Фон Риттер застыл, неотрывно глядя на Крайза. Просматривались в этом взгляде и в этом молчании и его первозданный, суеверный страх, и столь же первозданно суеверное преклонение перед Фризским Чудовищем.

Впрочем, долго биться над разгадкой того, почему фюрер остановился именно на кандидатуре Фризского Чудовища, коменданту не пришлось. Для барона не было секретом, что Крайз слыл представителем какого-то древнего рода фризских колдунов-заклинателей. Причем настолько древнего, что два предка Фридриха по отцовской линии удостоены были чести взойти в Нидерландах на костры инквизиции, а один, как утверждают, наиболее сильный, почти непревзойденный колдун из семейства Крайзов, до костра не дожил, поскольку был растерзан разъяренной толпой неблагодарных горожан, многие из которых сами ранее пользовались его предсказаниями и советами.

Но самое любопытное, что, отбиваясь от своих мучителей, колдун предрек им: «На седьмой день после моих похорон все вы отправитесь в ад вслед за мной!». И проклятие сбылось: буквально на третий день в городе вдруг возникла чума, хотя в окрестных городах ее вроде бы не было. А на седьмой день тела почти всех, кто расправлялся с ним и кто подстрекал к избиению, уже горели на чумных кострах.

Теперь уже никто не мог сказать, сколько в этих преданиях фризской старины правды, а сколько вымысла. Относительно же того, что произошло с самим Фридрихом, существовали две относительно правдивые версии, о которых сам он распространяться не желал.

По слухам, дошедшим до берлинской полиции, Фридрих не хотел предаваться чернокнижию, а поступил в университет и, получив диплом хирурга, занялся было медицинской практикой. Однако нашлись люди, которые такой отход от родовой традиции не одобряли. Решительно не одобряли. Вот тогда и состоялся на одном из островков Восточно-Фризского архипелага тайный совет колдунов, ведьм и прочей нечисти, который приговорил Крайза к ритуальному сожжению на кресте как сатаниста-отступника.

Несколько дней спустя агенты этого Ордена сатанистов выследили скрывавшегося Фридриха в одном из фризских поселков, похитили его и тайно увезли на малозаселенный островок, который издревле почитался их предками-коллегами как место шабашей. Там новоявленные инквизиторы привязали Крайза к кресту и уложили — лицом вниз — на костер.

От гибели его совершенно случайно спасли моряки пограничного катера, которые высадились неподалеку.

Почему они оказались там — неясно. То ли пограничники поначалу приняли странную группу людей на пустынном вечернем берегу за контрабандистов, то ли заподозрили что-то неладное, поскольку знали о мрачной славе этого клочка суши. Можно было предположить и так, что, дескать, катер пограничников направили к островку некие высшие силы, однако снисходить до этого фон Риттеру не хотелось.

...В реальности же Крайза спасло то, что, услышав его крики, пограничники выстрелами распугали разводивших костер колдунов, а сам казненный свалился вместе с крестом с вершины бурно разгоревшегося костра. Поэтому пострадали в основном нижняя часть его лица и часть груди.

— Так это вас следует считать истинным творцом, или, по крайней мере, крестным отцом «Вервольфа» и нескольких других ставок фюрера?! Да или нет? Вы это пытаетесь утверждать, унтерштурмфюрер?

— Я всегда утверждаю только то, что хочу утверждать, — пробубнил Крайз.

— Но почему именно вы? — вдруг притишил голос барон.

— До меня подобные места пыталась определить небольшая группа докторов наук, прорицателей из «Аненербе». Однако у них что-то не получалось, — спокойно, безинтонационно как-то объяснил Фризское Чудовище, — и тогда нашелся человек, который посоветовал фюреру обратиться ко мне. Кроме всего прочего, я должен был оценить на пригодность и те места, которые были избраны до меня.

— А вам не грустно от того, что Германия так никогда и не узнает о вашей роли и в этом выборе, и в сотворении самого «Вервольфа»? Что об этом не узнает мир.

— Весь порожденный человечеством мир — процедил Фризское Чудовище, — это всего лишь мир непогребенного природой скотомогильника.

— Смелое предположение, унтерштурмфюрер. Вот только ничего в этом «скотомогильнике» не объясняющее.

— Истинными творцами «Вервольфа» являются те, кто является истинными владетелями нашей планеты, — словно бы решил оправдаться Крайз.

— То есть фюрер и СС...— бездумно, как школьник — зазубренный урок, проговорил разочарованный комендант «Регенвурмлагеря». — Ибо такова воля Германии!

— Что вы, барон! — покачал головой Фризское Чудовище. — Никакого отношения к фюреру это не имеет.

— В гаком случае, яснее, яснее, Крайз! История во все времена требовала от воинов мужества и ясности. Почему вы отказываете себе в этих достоинствах даже в разговоре со мной?

— Потому что мы с вами — в мундиры, во власть и амбиции облаченные — всего лишь юродивые на паперти величественного, не нами возведенного и не нами освященного храма, Землей в греховном простолюдин именуемого.

— Вот как?! — решительно, словно бы подражая дуче Муссолини, поджал нижнюю губу барон фон Раттер. — «Юродивые на паперти», говорите?!

— Именно так.

Определение барону решительно не нравилось, уже хотя бы потому, что претило его взглядам на свою собственную роль в обществе, как, впрочем, и его родовым аристократическим амбициям.

— Всего лишь юродивые на паперти — и не более того! Истинные святители и настоятели его являются пока еще в нашем понимании только «посвященными». И живут эти «посвященные» рядом с нами всего лишь мудрыми, но совершенно беспомощными, мало на что влияющими «учителями» или «великими слепыми», надеющимися когда-то богоизбранно прозреть и по-настоящему овладеть миром.

— Но пока что миром воинственно и беспощадно овладевает только одна сила и силой этой являемся мы, германо-арийцы.

— Во всяком случае, до недавнего времени всем нам, арийцам, хотелось верить в это, - заметил Крайз.

...Однако все это уже было в прошлом. А сейчас, вызвав к себе, после телефонного разговора с Брандтом, унтерштурмфюрера Крайза, адъютанта Удо Вольраба и еще нескольких офицеров, фон Риттер с минуту прохаживался перед ними с такой отрешенностью, словно решался: объявлять или не объявлять им приговор.