Иван Падерин - Когда цветут камни

«Что он делает? Может, он не сверил часы, они у него спешат?..»

Нет, часы у комбата Корюкова были сверены и шли точно. Но он действительно спешил.

Прошло лишь около полутора суток с тех пор, как ему удалось заметить в обороне противника новые неведомые сооружения, похожие на колодцы. Он не сомневался, что в этих колодцах таится какая-то неожиданность. И он решил атаковать эти укрепления раньше, чем закончится артиллерийская подготовка, раньше, чем солдаты противника вернутся из укрытий к огневым точкам: противник не успеет открыть огонь из этих новых неизвестных сооружений. Всего лишь на считанные секунды надо опередить врага. Конечно, тут не обойтись без риска и даже без возможных потерь от огня своей артиллерии. Но легче потерять несколько бойцов, чем сотню.

Ночью уговаривал Корюков командиров батарей, расчеты орудий, по-братски обнимал наводчиков, упрашивая, чтобы на участке батальона они на две минуты раньше установленного срока перенесли огонь. Артиллеристы понимали, зачем он просит их об этом, и обратились к своему артиллерийскому начальнику. Последовал категорический отказ.

— Ну что ж, батальон я все же подниму на две минуты раньше срока, — сказал Максим командирам батарей. — Бейте по своим.

И ушел от них.

Просьбу Корюкова действительно было трудно выполнить. И даже невозможно. Дело в том, что по участку, о котором идет речь, был запланирован огонь орудий различных мощностей и калибров. Значит, чтобы изменить режим огня на одном участке, надо было внести поправки в график и план артиллерийского наступления во всех инстанциях, вплоть до командующего фронтом. А оттуда в свою очередь должны были дать команду по полкам, дивизионам и батареям всех систем ствольной и реактивной артиллерии. Времени для такой ломки графика и плана оставалось мало, весь огромный механизм огня был уже приведен в движение. Еще с вечера дивизионы реактивной артиллерии, получив координаты, мчались из глубоких тылов фронта к огневым позициям. Принять поправки они уже не могли. Если бы Максим Корюков передал свою просьбу лично командующему фронтом, то и тот, пожалуй, отказал бы ему. Изменить график огня было так же невозможно, как невозможно вернуть звук колокола после удара…

И вот уже двадцать восемь минут, не умолкая, гремели орудия.

Мощность огня возрастала — приближался конец артподготовки. Давая заключительные залпы, усилили огонь и батареи непосредственной поддержки пехоты, и орудия прямой наводки. Не было, пожалуй, другого человека, который с таким напряжением следил бы за разрывами снарядов в границах наступления батальона, как Корюков. И вдруг он заметил (или ему показалось это), что огонь перед батальоном несколько ослаб. Да, скорее всего, только показалось, потому что он ждал этого. Но раз батальон поднялся — останавливаться нельзя. И Максим, Поверив, что батарейцы вняли его мольбе, восторженно воскликнул:

— Молодцы наводчики, молодцы!..

Солдаты не слышали крика комбата, но всем существом чувствовали, что медлить нельзя, и пошли за ним.

Минута, другая… Батальон достигает первой траншеи противника и, не останавливаясь, устремляется вперед, ко второй траншее. Самые проворные гвардейцы, выделенные Крюковым для блокирования новых, неразгаданных сооружений противника, приближаясь к цели, обнаруживают, что перед ними железобетонные колодцы, расположенные в шахматном порядке. Это противотанковый узел. Раздумывать некогда. В колодцы летят гранаты. Затем весь батальон как бы проваливается в землю; минута — и, разделившись на мелкие группы, он устремляется по ходам сообщения, к базе противотанкового узла.

Максим Корюков еще не знал, куда выведут батальон подземные тропы. Но ему было уже совершенно ясно: время, необходимое для того, чтобы ворваться в эти колодцы, выиграно! Теперь дело за находчивостью и боевой смекалкой солдат. Максим верил в своих солдат так же крепко, как в самого себя.

Батальоны, действующие слева, тоже дружно устремились вперед. Но сделали они это на две минуты позже и перед второй линией окопов противника попали под губительный огонь пулеметов.

Леня Прудников вместе с Медведевым, Роговым и Файзуллиным едва успели укрыться в неглубокой канаве. Над головами засвистели пули, осколки мин.

— Вперед! Вперед! Вперед!.. — кричали командиры.

Оживали все новые и новые пулеметные точки противника, и атака захлебнулась. Роты залегли. Упал рядом с Леней пулеметчик Рогов. Лежал и не шевелился. «Вот, кажется, и останется при нем весь запас его шуток, которые он скопил для деревни на целую пятилетку», — мелькнула у Лени горькая мысль. Файзуллин поднял Рогова за плечи, отер его лицо горстью снега, смешанного с землей.

— Коля, друка… зачем так? Не дышит. — И звякнула о ствол пулемета каска, свалившаяся с головы Файзуллина.

Этот звук будто разбудил Рогова. Он чуть приоткрыл один глаз и, поморщившись от досады на себя, произнес:

— Ага, напугался… Погоди, погоди, не вставай, иначе опять умру… а без меня ты сразу на смерть нарвешься…

Воротник у Рогова был в крови, видно, пуля царапнула ему шею. Но он и не думал покидать поле боя. Сейчас самое важное для него — удержать друга возле себя.

— Раз атака захлебнулась, — пояснил он, — нечего горячку пороть. Надо подождать, пока артиллеристы подтянут орудия, и тогда снова вместе пойдем.

— Ладно, друка, ладно, — поспешно согласился с ним Файзуллин. — Я думал, ты совсем туда один пошла.

— Ишь ты какой, в могилевскую послал… не выйдет. — Рогов приподнял голову и, взглянув своими острыми глазами на Леню, закричал:

— А ты что? Ложись, говорю!..

Через час на этом участке началась повторная артподготовка. Теперь в атаку вместе с пехотинцами ринулись тяжелые танки. Они должны были подавить пулеметные точки немцев.

Бежать за танками как-то легче, и всегда кажется, что менее опасно. Но вот один танк воспламенился, за ним второй, третий… Здесь тоже оказался противотанковый узел противника. Таких узлов перед плацдармом — не один.

— Танкисты горят!

— Как горят? Надо спасать! — не то вслух, не то про себя крикнул Леня и пополз к ближайшему горящему танку.

— Осторожно, боеприпасы взорвутся!.. Стой, я сам! — остановил его Медведев, подползая под днище танка. Он постучал в нижний люк и стал звать: — Скорей вылазь!

Но никто не откликнулся: экипаж погиб в момент удара в броню фаустпатрона.

Леня заглянул в танк через люк механика, и под шлемом у него зашевелились стриженые волосы…

Между тем как-то сами собой, словно ручейки в промоину, отделение за отделением, взвод за взводом, затем рота и весь батальон потекли вправо, на тот участок, где наступал батальон Корюкова. Потянуло туда и Леню.