Георгий Рогачевский - Сквозь огненные штормы

Бомбежка длилась недолго. Поставив пустую миску на штабель, помчался вниз - нужно быстрее на катер. А к нему побольше километра. Лечу в буквальном смысле слова. Догоняю нашего боцмана Николая Рудакова.

- Давай быстрее! - бросаю ему на ходу.

Пробегаю вблизи стоянки отряда МБР-2. Там пожар - горит самолет. На нем рвется боезапас - пули свистят над головой. «Хорошо, не бомбы», - думаю и невольно пригибаюсь.

Подбегаю к Южному причалу. Он весь в дыму. С разбитых бочек вытекло техническое масло и широким ручьем расползлось по всему пирсу. Оно горит и сильно дымит. Сквозь дым видны высокие борта большого транспорта, который уже отходит от пирса. На верхней палубе сплошной плач и крик - там женщины и дети. Эвакуация…

Раздается крик оперативного дежурного:

- Всем выходить на рейд!

- Понял!

Вскакиваю на свой катер. Спрашиваю у Андриади:

- Все на месте?

- Нет боцмана.

- Сейчас будет, - говорю и даю команду: - По местам! Отдать швартовы!

Боцман успевает прыгнуть на палубу. Вышли на рейд. Глубина большая - на якорь не станешь. [334]

Пришлось отойти южнее и лечь в дрейф. Благо погода штилевая. Начинает смеркаться, все заметнее зарево над южным пирсом, черный дым заволакивает город. Завожу моторы, и мы пытаемся войти в порт. Горят Нефтяной и Южный причалы. Несколько буксиров, включив пожарные шланги во всю мощь, пытаются усмирить горящий мазут. Но он, растекаясь, горит еще лучше. Пройти нельзя.

Возвращаемся на рейд. Идем на минное поле и ложимся в дрейф. Самое безопасное для нас место - минное поле. Здесь никто не рискнет ходить.

Утром снова пошли в Туапсе. Голод - не тетка. И так без ужина остались. Мазут уже не горел. Отшвартовались у брекватера на старом месте. Но вместо ужина и завтрака нам выдают сухой паек, и тут же во главе с начальником штаба дивизиона капитан-лейтенантом Б. П. Вагановым уходим в Сочи.

К обеду прибыли в порт Сочи. Наконец-то, обед. Боцман занялся его приготовлением: режет хлеб, вскрывает консервы. На костре - чайник.

- Купаться! - поступает распоряжение.

Вот это благо! Такое не часто бывает. Все время на воде, а выкупаться времени нет. На соседнем катере решили обучить молодого парня плаванию. А то парадокс: моряк - а плавать не умеет. Я, выбрав место поудобнее, тоже бросился в воду.

И тут посыпались бомбы. Проклятые, и здесь достали! С моря прокрались бомбардировщики. Все начали спешно выкарабкиваться из воды и бежать на свои катера. Наши ТКА повреждений не имели. Личный состав тоже цел. Правда, когда засвистели бомбы, в суматохе забыли о начинающем пловце - молодом матросе. Бедняга уже начал было пускать пузыри, но тут его заметил боцман Мазыкин и под грохот бомб вытащил на катер.

Мы потом его спрашивали, как себя чувствовал, когда рядом рвались бомбы.

- Очень сдавливало водой, даже выталкивало, - отвечал он, - но я больше всего боялся утонуть. Спасибо боцману, вытащил…

А обед пропал. Его просто накрыло илом и песком - от взрыва бомбы. Пришлось послать фашистам вдогонку тысячу чертей. [335]

К вечеру возвратились в Туапсе и снова заняли свои постоянные места. А все ведь началось с гречневой каши…

Все это, можно считать, мелочи. Но ведь мы еще, во-первых, конвоировали транспорты и большие шхуны на север - в Геленджик и на юг - в Сухуми и Поти; во-вторых, обследовали районы подходных точек фарватеров; в-третьих, бомбили их глубинными бомбами, чтобы не допустить туда подводных лодок противника; в-четвертых, несли дежурство в УПГ; в-пятых, шестых и т. д. - выполняли все задачи командования Туапсинского оборонительного района.

А все то, о чем я рассказал, было только фоном, на котором мы несли свою боевую флотскую службу. А она ведь не только с пусков торпед по вражеским кораблям, дерзких набегов на его бухты состояла. Это, так сказать, вершинные моменты нашей боевой деятельности. А вообще служба как служба, обычная, фронтовая, но есть в ней свои краски и тона. Плохо, если читатель ждет в рассказе ветерана войны только грохота орудий, свиста пуль, скрежета металла. Но на войне ведь воевало не железо - люди…

При таком фоне в Туапсе непросто было следить за состоянием катера. А еженедельная обработка корпуса? ТКА поднимали на стропах плавкрана, бегло осматривали подводную часть. Иногда подкрашивали. Мастерских нет. Есть ли настоящий уход за матчастью? Где уж! А косметический ремонт? Сделать хотя бы самое необходимое! Каждая деталь, механизм - на вес золота.

Как- то моторист Фармагей, разбирая циркулярную помпу забортной воды, на брекватере снимал крышку. Жесткая пружина разжалась и полетела в воду. Мы обомлели. Где взять запасную?! Фармагей, не ожидая команды, тут же прыгнул в море. Вынырнул, отдышался и снова в воду. Все молчат. Первым приходит в себя боцман:

- Безнадежно. Я мерял: здесь глубина одиннадцать метров.

Шли томительные секунды. И вот на поверхности воды появляется сперва рука с пружиной, а затем и голова незадачливого моториста. Напряженную тишину всколыхнули дикие крики всего экипажа. Даже командир бригады капитан 1-го ранга А. М. Филиппов испугался. [336] Выскочил из своей палатки, вокруг все спокойно, а мы кричим.

- Что там у вас стряслось? - спрашивает.

Я и объяснил ему. Узнав, что Фармагей достал пружину с такой глубины, он призвал его к себе, для согрева налил ему того, что следовало по тем временам, и поблагодарил по-командирски, по-флотски.

Такие на войне были обычаи, хорошие они или плохие, хвалить, а тем более осуждать не буду, но, как говорится, из песни слова не выкинешь. Хотя все зависит от самого человека: большой ты начальник или малый, или вовсе не начальник, а надутый пузырь - маленький на громадной поверхности моря.

Помнится, 3 октября после проводки конвоя мы получили приказ прибыть в Сухуми. Нас, привычных ко всяким вводным, быстрая смена обстановки не пугает: Сухуми - так Сухуми.

- Ждать указаний, находиться в немедленной готовности к выходу! - приказали нам по прибытии в Сухуми.

Сижу на рубке, когда подъезжают две «эмки». Значит, начальство.

Подхожу, представляюсь:

- Командир ТКА-42 старший лейтенант Рогачевский.

Генерал- лейтенант пожал руку, спрашивает:

- Катер готов к выходу?

- Так точно!

- Ну пойдем, - говорит он другому генералу. Попрощались с провожающими, поднялись на катер.

- Смирно!

- Вольно!

- Куда идти?

- В Туапсе.

- Есть!

Отходим от пирса, ложимся на курс вдоль берега, набираем обороты. Держим 40 узлов. Катер идет, как по маслу. Сзади - приличный «петух» из-под винтов, спереди - «усы» от переднего редана полукругами. Красив катер, прекрасен берег. Генералы стоят за моей спиной довольные, любуются природой, громко разговаривают. Даже на сердце радостно. На траверзе Сочи идет навстречу БТЩ - базовый тральщик, хороший такой, [237] аккуратненький кораблик. Генерал-лейтенант, наклонившись ко мне, кричит: