Иван Кривоногов - Родина зовет

Вскоре стало известно, кто уедет отсюда. В одно из воскресений построили весь лагерь и зачитали номера тех, кто поедет на транспорте. Вот слышу, назвали мой номер. Я вышел из строя. Через несколько минут вышел Володя Соколов, за ним Коля Дергачев. Всего отправлялось двести пятьдесят человек.

Отправление было назначено на понедельник. Утром мы распрощались с товарищами, получили по черпаку чая и по пайке хлеба и вышли на центральную площадку лагеря, поджидая, пока подойдут машины.

В трех машинах нас перевезли на железнодорожную станцию и по пятидесяти человек загнали в маленькие душные вагоны. Мы сидели прямо на полу, тесно прижавшись друг к другу, ожидая, когда тронется поезд. Те, кому не хватало места, стояли или присаживались на колени.

Послышался гудок, дрогнули вагоны, и мы снова поехали навстречу полнейшей неизвестности.

Вместе с нами в уголке вагона пристроился наш новый знакомый, мой земляк Николай Куропатов. Мы познакомились с ним в лагере недавно, изредка встречались, но почти не говорили по душам. А тут, в поезде, коротая время, Николай разговорился. И мы узнали еще одну историю борьбы советского человека с фашизмом. [131]

Война застала танкиста Николая Куропатова в поезде, следовавшем в Оршу. 5 июля в составе танкового корпуса он уже вступил в бой. А дальше - одно окружение, второе… В плен попал где-то в районе Вязьмы, когда перевязывал раненого командира. Убежал с товарищем, когда колонну пленных вели на Смоленск. Разыскав в лесах партизан, воевал с ними. При выполнении одного из боевых заданий снова попал в плен. Работал в городе Франкентале, в литейном цехе завода Кюне, Копмана и Кауена. Видел, как менялось настроение внутри Германии в связи с поражениями гитлеровской армии на фронтах. После разгрома немцев на Волге рабочие завода ККК стали открыто вступать в спор с национал-социалистами, намекая им на пример Наполеона. На заводе участились побеги, стало много брака, рабочие вступали в пререкания с начальством, трудовая дисциплина падала. В сентябре 1943 года Куропатов убежал с завода, но через несколько дней был схвачен полицией. А дальше тюрьмы - в Франкентале, Мангайме, Мюнхене… Натцвиллер. И теперь, как и у нас, полная неизвестность…

Наступил вечер. Прошла ночь, а мы все ехали и ехали. Временами поезд останавливался и стоял то по нескольку минут, то подолгу, потом снова вез. Вдруг через решетку вагона мы увидели воду, много воды, над которой поднимался туман. Потом по стуку колес догадались, что въехали на мост. В окне мелькали пролеты. Мост оказался удивительно длинным. Где же мы едем? Куда нас везут? - хотелось каждому спросить. Один из конвоиров на вопрос заключенного немца с усмешкой ответил:

- Оттуда не убежите!

Поезд пошел тише. Остановился. Нас еще заставили какое-то время посидеть в вагонах, потом заторопили выходить, подгоняя палками. Прямо от станции шла шоссейная дорога, по которой нас повели навстречу пулеметным вышкам, видневшимся над низкими соснами. [132]

На острове Узедом

Через ряды проволоки мы увидели мелькающие полосатые фигуры. В воротах нас встречал комендант и целая группа эсэсовцев. Приняв от старшего по конвою документы, комендант отдал распоряжение пропустить колонну в лагерь.

Мы увидели четыре небольших барака, стоящих среди невысоких сосен.

Новое местожительство наше было ничуть не лучше Натцвиллера. Если там мы жили на высокой горе, то здесь - почти на болоте. (Местность, где располагался лагерь, представляла собою болотистую низину.) Там сырость и промозглые ветры одолевали нас, и тут, видимо, будет не лучше. Бараки здесь такие же, как в Натцвиллере, и порядки, очевидно, те же.

Наш блоковый Ганс, невысокого роста, худощавый немец, назначил штубовых (конечно, тоже из немцев), вечером роздал нам по две картошины и вывел на поверку.

А в пять часов утра начался наш рабочий день: подъем, заправка постелей, умывание и т. д.

Работали за пределами лагеря под наблюдением конвоиров и капо. Мы с Володей Соколовым и Николаем Куропатовым попали в команду, которая засыпала [133] песком болото. В команде были и «старички», заключенные, пребывавшие здесь второй год. От них мы узнали, что это за лагерь и где он находится.

Оказывается, нас привезли на остров Узедом, растянувшийся километров на пятьдесят вдоль побережья Балтийского моря между Щецинским заливом и Приморской бухтой.

В южной части его расположен курортный городок Свиноуйсьце (по-немецки Свинемюнде) с чудесными песчаными пляжами, в северной части - концлагерь и военный аэродром Пеенемюнде. Фашисты считали остров секретным и важным в военном отношении. Отсюда они запускали ракетные снаряды ФАУ-1 и ФАУ-2, испытывали новые марки военных самолетов, поэтому тщательно оберегали остров с воздуха. По всему его берегу стояли зенитные орудия. Но советские и союзнические самолеты все чаще и чаще стали бомбить остров и, надо сказать, хорошо работали. Заключенных гоняли засыпать воронки от бомб, разбирать разрушенные здания, ремонтировать дороги. Концлагерь, куда мы попали, был филиалом Саксенгаузена и подчинялся ему. Год назад сюда прибыл транспорт в пятьсот человек из Бухенвальда, но сейчас заключенных осталось гораздо меньше, и нас прислали как пополнение.

Наш первый день в лагере закончился весьма печально. Работали на берегу моря. Погода была дождливая и ветреная, мы озябли и промокли и едва дождались той минуты, когда после вечерней поверки нас распустили по баракам. Но в бараке нас ожидало нечто невероятное. Блоковый Ганс метался по коридору, бешено ругался и хлестал всех подряд резиновым жгутом. А когда мы вбежали в штубу, то увидели, что все постели скомканы и разбросаны. Очевидно, блоковому показалось, что постели плохо заправлены. Каждый бросился к своему месту, но блоковый настигал и здесь. Его жгут доставал наши спины, плечи, руки. Ганс снова раскидывал постели и опять заставлял заправлять их. А потом погнал всех умываться. Двести пятьдесят человек сгрудились в умывальнике и в коридоре возле него. Ганс стоял в дверях и наблюдал, как мы моемся. И горе тому, кто боялся холодной воды. Блоковый хлестал таких по мокрым спинам, [134] а нередко сам подсовывал человека под струю ледяной воды. Долго продолжалась эта канитель с умыванием. А утром нас ждало то же самое. И так изо дня в день в течение года и семи месяцев, что я провел на острове Узедом.

В первые же дни меня перевели в другой барак, и я стал жить отдельно от Володи Соколова, Николая Куропатова и Коли Дергачева, но виделись мы друг с другом каждый день: то попадали в одну рабочую команду, то вечерами они приходили к моему бараку.

Тогда уже мы заметили, что в этом лагере совсем другая обстановка, чем в Натцвиллере. Здесь верховодили зеленые, все лагерные должности были в их руках, и заключенные находились в полной власти у них. Политзаключенных разбросали по разным баракам и командам. Да их здесь (кроме русских) и было немного - остров строго секретный, политических, видимо, опасались.