Кирилл Голованов - Катерники

Цилиндр двигателя с пустой дыркой вместо клапана хотя оставался вроде бы целым, но требовал для починки слишком много времени.

- Близок локоть, да не укусишь, - задумчиво сказал старшина Александр Иванов, разглядывая цилиндр.

- Это меня Малякшин толкнул, - загнусил вдруг Нытик. - Все видели? Как поддаст под локоть! Вот отвертка и соскочила.

- Свидетелей ищешь? Не выйдет! Никто тебя не толкал, - оборвал его Рязанов и обернулся к остальным: - Айда на берег - перекурим!

Нытик поплелся вслед, хотя сам не курил. «Будут договариваться!» - решил он. И не ошибся.

- Ты откуда родом, Малякшин? - спросил Иванов.

- Я-то? Из Малиновки.

- «Битте-дритте, фрау-мадам, я урок вам сейчас преподам», - сразу же подхватил Николай Рязанов. Он слышал до войны оперетту «Свадьба в Малиновке». - «Надо сделать большие глаза и подпрыгнуть: ну, как коза…»

Малякшин немного удивился: настроение у него было не то. Но, выяснив, откуда такая песня, добавил:

- Наша деревня всего восемь дворов в шестидесяти верстах от города Чебоксары. Рядом на лесных вырубках растет много ягод - вот и назвали Малиновкой.

- А кто твои родители? - допытывался Иванов, хотя сам думал совсем о другом.

- Можно сказать, я - моряк потомственный, хотя плавать не умею. Дедушка баржи таскал по Волге бечевой, отец - машинный «унтер-цер» с крейсера «Жемчуг», дядя тоже служил флотскую…

- Как это «бечевой»? - удивились краснофлотцы.

- А помните такие стихи: «Выдь на Волгу: чей стон раздается над великою русской рекой? Этот стон у нас песней зовется - то бурлаки идут бечевой…» - объяснил Рязанов и опять повернулся к Малякшину: - Дед у тебя бурлак, а папаша тоже выходит «маслопуп»?

- Точно. И еще революционный матрос. Его даже наш поп боялся. Бывало, на пасху ходит по избам куличи святить, а прежде бороду в сенцы просунет и шепотом спросит у матери: «Дочь моя, а «самого» ли дома нетути?»

От ядреного хохота всполошились крупные чайки-мартыны и серенькие гаги с черно-белыми гагунами-кавалерами, которые разгуливали по камням и обледенелому снегу, держась поближе к землянке, где варили обед. Мимо проходил лейтенант Дмитров, и тот заинтересовался.

- Крейсер «Жемчуг»? - переспросил он. - Это корабль известный. Он погиб в бою с германским рейдером «Эмден» в октябре тысяча девятьсот четырнадцатого года на рейде порта Пенанг. Командир крейсера капитан второго ранга барон Иван Черкасов военным судом был разжалован в рядовые за беспечность. Он, видите ли, свою баронессу вызвал телеграфом в Индо-Китай и раскрыл маршрут боевого похода…

При последних словах лейтенанта Нытик сильно побледнел, вспомнив о возможных неприятностях за упущенный клапан.

Дмитров уже спрашивал, как идет профилактика. Обычно ему было легко объяснять. Евгений Сергеевич перед Высшим училищем имени Фрунзе учился в институте инженеров путей сообщения и любил во время ремонта заглянуть к мотористам:

- Доверьте пошабрить клапан. Ей-ей, не подведу.

- Зачем это вам, товарищ лейтенант?

- Чтобы дело не забывать. Вот кончится война, и подамся к своим паровозам…

Евгений Сергеевич Дмитров наверняка бы понял, что клапан провалился в цилиндр случайно. Старшина первой статьи Иванов хотел было признаться, но Николай Рязанов с эдаким смешком сообщил: так, мол, и так, меняем пружину на клапане, закончим - доложим.

Нытик обомлел, но тут же получил тычок под бок: дескать, молчи, поперед батьки в пекло не лезь. Когда лейтенант ушел, Александр Иванович Иванов сказал только одно слово:

- Зачем?

- Успеем еще повиниться, - ответил Рязанов.

Иванов загасил окурок и добавил:

- Есть выход… Только трудно…

- Через свечные отверстия? - тотчас отозвался Рязанов. - Ну что же? Попытка не пытка.

Попыток оказалось столько, что им потеряли счет. Все попытки заканчивались плохо. В авиационных двигателях для надежности зажигания были предусмотрены по две свечи в каждом цилиндре, которые вкручивались с противоположных сторон. В эти отверстия осторожно пропускали суровую нитку с незатянутой посередине петлей. Узел-удавку норовили накинуть на упавший внутрь цилиндра стержень клапана и затянуть. Это напоминало ловлю хитрых окуней, когда поплавок пляшет попусту, а удочка вымахивает из воды одну лишь обглоданную наживку. Нытик умолял обоих старшин кончать бодягу и поскорее доложить обо всем по начальству.

«Я урок вам сейчас преподам…» - непреклонно напевал Николай Рязанов, подергивая суровую нитку. Петля сминалась в горловине, следующая петля, благополучно проникнув в стальной цилиндр и побывав рядом с клапаном, затягивалась впустую. У Рязанова постепенно накипало раздражение, а кропотливую работу нельзя выполнять со зла. «Надо сделать большие глаза…»

- Травани еще про свою Малиновку, - просил он Малякшина.

- Да что мне рассказывать, - отзывался Андрей, глубоким бархатным басом. - Разве про то, как эрьзя и мокша собрались на рыбалку.

Эрьзя и мокша - два племени мордовского народа. Национальность одна, а языки мало похожи. Вот и разговаривают они вроде как два глухих, а потом, для верности, переходят на русский.

В отсеке хохот. Сам Андрей Малякшин тоже мордвин и до службы на флоте не раз слышал такие сценки. Повод, может быть, пустяковый, зато для разрядки нервов лучше смеха ничего не найти. Как назло, цилиндр на моторе скособоченный. Поставили бы его вертикально, как на автомобиле, и затолкать в дырки петельку из суровой нитки было бы легче.

На обед никто не пошел. Кроме Нытика, всем было некогда. А его не пустили, чтобы не сболтнул лишнего. Развернув вручную коленчатый вал, подвели поршень поближе к крышке цилиндра. Уже истратили клубок парусиновой нити, с каждым разом действуя увереннее. Появились навыки, выработались приемы. Не хватало до успеха чуть-чуть, и в этой малости заключалась вся закавыка.

На окрестных горах посинел снег, по нему протянулись и густели фиолетовые тени. В начале марта сумерки ранние. Заполярье недалеко ушло от полярной ночи. На палубе затопали, послышался громкий разговор. Старшина первой статьи Иванов, махнув остальным, чтобы не отвлекались, вышел к лейтенанту наверх. Пытаясь объяснить причины задержки, он не называл истинной. Дмитров уже начинал сердиться, находя все доводы неубедительными. Вдруг на палубе катера появился Николай Рязанов и, вытирая руки ветошкой, небрежно сообщил:

- Порядок!

- Какой-такой «порядок», - не поверил Иванов. - О чем говоришь?

- О клапане, - заулыбался командир отделения мотористов. - Пружина заменена. Мотор в сборе…

- Ну, друг! - воскликнул Александр Иванов и, обернувшись к Дмитрову, добавил: - Вы уж извините нас, товарищ лейтенант. В машине неувязочка произошла. Раньше времени решили не беспокоить.