Николай Михайловский - Только звезды нейтральны

- На, выпей. И вам, мичман, - добавил он, протягивая второй стакан.

Щеки Голубева разрумянились, улыбка чуть тронула его губы.

- Хорошо… Максимум удовольствия… - с блаженным видом произнес он, сбросив варежки и растирая руки. - Теперь и поработать впору. Разрешите включить рацию, еще попробую…

Геннадий кивнул. Сам он вместе с Пчелкой размечал боковые отверстия для треножника и мачты, на которую будут крепиться приборы метеостанции.

Солнце продолжало светить. Белые торосы отбрасывали длинные синеватые тени. Низко над самым льдом гулял ветер. Пчелке становилась жарко, и он расстегнулся, собираясь сбросить куртку, но тут послышался суровый окрик лейтенанта:

- Мичман! Вы в своем уме?

- Ничего, товарищ лейтенант, ничого, - смущенно откликнулся Пчелка, торопливо застегивая «молнию».

Работа спорилась, и она приглушила все тревожные мысли. Монтировали приборы на опорной мачте. Морозец пощипывал лицо, прихватывал концы пальцев. Геннадий и его друзья часто снимали рукавицы, растирали руки и продолжали действовать. Вспомнив, что давно во рту ничего не было, наспех перекусили бутербродами, запивая их горячим какао из термоса. И снова принялись за дело…

Мела поземка. Острые, как иглы, снежинки ударяли Геннадию в лицо, мешая разглядеть высоту ртутного столба. Он нагнулся, став спиной к ветру, и записал показания приборов, хотя книжечка намокла и паста карандаша расплывалась. Подняв голову и глянув вдаль, Геннадий заметил грозовые облака - кумулюсы, собиравшиеся на горизонте, и тревога охватила его: надо предупредить товарищей, не исключено, что опять разразится снежный буран…

21

С той минуты, как корабль исчез под толстой ледяной броней, весь экипаж волновался за своих товарищей, оставшихся там, среди белой пустыни, в лютой беснующейся пурге. На этот случай все было предусмотрено: связь, вертолеты дрейфующей станции. Наконец, сами десантники имеют и палатку, и солидный запас продовольствия. А все же тревога не оставляла моряков…

Максимов безотлучно находился в центральном посту или в штурманской рубке, еще больше, чем всегда, спокойно-сосредоточенный. Для начала он дал слово Доронину. Тот доказывал - не следует уходить далеко, ураган пронесется, через несколько часов можно всплыть и начать поиск десантников.

- Тем более - мы, кажется, недалеко от них…

Он показал на карту: ножка циркуля остановилась в кружочке, обведенном карандашом. Таланов недовольно повел плечом:

- Зачем терять время? Куда проще отойти подальше, всплыть и вызвать авиацию. Летчики немедленно начнут поиск.

- Я не согласен, - резко возразил Доронин. - Что мы, так уж беспомощны? Почему не попытаться снять их своими силами? Ведь там не катастрофа, у них достаточно мощная рация, продукты, теплая одежда, сигнальные ракеты, палатка. Запас живучести на две недели…

- Верно! И все же минуты промедления смерти подобны.

Доронин бросил на Таланова сердитый взгляд:

- Не паникуйте, штурман, на то мы и военные люди. Не они первые, не они последние на полюсе. Мы сделаем все зависящее от нас и только в самом крайнем случае обратимся за помощью…

Максимов терпеливо выслушал обоих и решительно поддержал Доронина:

- По данным ледовой разведки, у полюса много открытой воды. Полыньи и майны наблюдаются в большом радиусе. Мы, несомненно, найдем поблизости одну из них. Оснований для паники нет никаких. У нас все возможности снять десантников своими средствами. К помощи авиации мы прибегнем только в самом крайнем случае.

Оба кивнули, понимая, что слова командира соединения имеют сейчас силу приказа.

Задумчивый вид, осунувшееся лицо с синими жилами, вздувшимися на висках, выдавали тяжелое душевное состояние Максимова. Мог ли он поступить иначе, не погрузиться, а остаться в надводном положении и вступить в поединок со льдами, который при всех обстоятельствах, даже учитывая крепость корпуса атомохода, мог закончиться катастрофой?! А вместе с тем он чувствовал свою ответственность за тех трех, оставшихся на льду. Вспомнил свой последний разговор с ними, ясно представил исполнительного Кормушенко, справедливого Пчелку и немного мрачноватого Голубева. Максимов вышел в соседний отсек. Через приоткрытую переборку увидел командира ракетной боевой части.

- Готовим отчет по стрельбе, - встал и доложил приятель Кормушенко.

Пристально взглянув Максимову в глаза, он спросил:

- Товарищ адмирал, а разве нельзя было установить метеостанцию там, где мы всплыли?

Максимов выпрямился и, казалось, стал еще выше.

- Нет, нельзя, - резко сказал он. - В районе полыньи или там, где есть трещины, станция в тот же день может погибнуть.

Ракетчик, подумав, снова спросил:

- Товарищ адмирал! Как считаете, удастся их спасти своими силами?

Максимов посмотрел с удивлением, сделав вид, что для него такого вопроса вообще не существует.

- Не знаю, почему у такого бравого моряка, как вы, появилось сомнение?

- Оттуда никто живым не уходил.

- Как никто? А папанинцы! Разве вы ничего не слышали о папанинской эпопее?

- Слышал. Тогда вся страна была поставлена на ноги,

- Зато в ту пору не было такой техники и опыта… А мы с вами на атомоходе… Неужели вы считаете - мы бессильны что-нибудь сделать?

Офицер согласился:

- Да, атомоход - сила! Не чета корабликам того времени.

- Вот то-то и оно…

Максимов вернулся в центральный пост, долго глядел на светящуюся точку, медленно двигавшуюся по карте, и не мог успокоиться. Так все было хорошо! Точно, по плану пришли к полюсу. Ракета стартовала нормально. И должна же была случиться такая беда!

На войне люди отдают жизнь - оно понятно, борьба не знает пощады. А тут если погибнут - никогда себе не простишь.

Он поймал себя на том, что совсем некстати разнервничался, а ведь это может передаться и другим… И вспомнил слова, которые не раз приходилось слышать из уст комфлота: «Начальник смотрит на подчиненных двумя глазами, а на него самого смотрят сотни глаз».

- Ну, что слышно? - спросил он вахтенного офицера.

- Толстая ледяная броня, товарищ адмирал, - коротко ответил тот и показал на бумажную ленту эхоледомера: перья вычерчивали две неровные линии с причудливыми зигзагами, будто рукой ребенка выведенные горы и крутые спуски…

Максимов, приглядываясь к ленте, увидел вдруг, что обе линии слились в одну.

- Сошлись… - в радостном возбуждении произнес он и не успел кончить фразу, как со стороны донесся голос наблюдателя: «Полынья!»

«Наконец- то», -подумал Максимов. Сердце ныло, и хотелось только одного - скорее всплыть и начать поиск.

Подойдя к экрану, Максимов увидел вытянувшееся в длину, не очень широкое чистое пространство воды. Белая светящаяся букашка, обозначавшая самый корабль, вползала в это маленькое пространство. Хорошо, что полынья сравнительно близко от того места, где всплывали в первый раз.