Николай Михайловский - Только звезды нейтральны

Его позвали к столу. Обычно он был приятным собеседником и умел поддержать разговор, но на этот раз больше молчал. Из головы не выходило странное и вместе с тем притягательное слово: Ваенга.

«Здесь будет город заложен»

По земле, как говорят поморы, стлался морок. Пасмурно и мрачно. Скалистые гранитные сопки были скованы льдом, только рыжели их обнаженные вершины, да рыскал над ними сквозной ветер-морянка. Ударит в кипаки{1}, возьмет повыше и летит дальше, свистя и завывая, над сопками…

Над океаном висела плотная стена тумана. Временами в нее врывались стремительные вихри снежных зарядов.

Эскадренный миноносец осторожно шел вдоль берегов Кольского залива. Вскоре и берег утонул в тумане. И впереди, по бортам, за кормой, - не стало видно ни зги.

Ходовой мостик был затянут парусиной, чтобы люди, находившиеся в укрытии, не заледенели. Но мороз забирался под парусину и ложился инеем на рукавицы, воротники, брови людей. Зато парусина не пропускала ветер, и он трепал поверху, бился, свистел, но достать до людей не мог. А людей на мостике было трое: Душенов, командир миноносца, очень высокий, голубоглазый и белобородый Говорков и Юра, который накануне получил в школе пятерку по математике и в виде поощрения получил разрешение участвовать в походе.

Мальчик держал бинокль, всматривался в берег, и трудно было поверить, что он может что-нибудь разглядеть в густом молочном тумане.

Потянувшись к Говоркову, мальчик доверительно сказал:

- Когда кончу школу, буду моряком, как папа… И вы…

Говорков смотрел на сурового, затянутого в кожаный реглан Душенова и думал: какая трогательная дружба между отцом и сыном.

Юра поднял бинокль к глазам и сообщил:

- Вижу Зеленый Мыс! Папа, а это что за огонь там на пригорке?

- Наблюдательный пост СНИСа, - ответил Душенов. - Вышка и прожектор. Мы там были с тобой недели две назад. Забыл?

- А-а-а… макароны по-флотски, - засмеялся Юра и опустил бинокль.

- Точно, были там макароны по-флотски. - Бегло взглянув на Говоркова, Душенов спрятал улыбку.

- Здорово вкусные макароны, папа…

От разговора о макаронах у Говоркова засосало под ложечкой. И не потому, что на него пахнуло вкусным запахом флотского камбуза. Он вспомнил, как месяц назад вместе с Душеновым тоже ел макароны по-флотски.

…Тогда был шторм и сильная качка. Корабль клало на борт так, что не хватало сил удержаться на ногах. Волна накрывала полубак и оттуда с ревом неслась по палубе чуть не до самого ходового мостика. Говорков так же, как и сейчас, стоял на мостике рядом с Душс-ковым. Часа через три командующий посмотрел на свои ручные часы, ярко светившиеся в темноте, и сказал:

- Не плохо бы похарчиться.

«Закусывать в такой обстановке?» - подумал Говорков и решил, что командующий рисуется. Хочет показать, будто шторм ему нипочем…

Он вызвал вестового и приказал принести еду прямо сюда, на мостик. Им подали второе, и Говорков исподтишка наблюдал, как плотно и крепко держался командующий на ногах и спокойно уничтожал макароны по-флотски. Нет, кажется, Душенов не рисовался. Его действительно качка не берет.

И вдруг - толчок, удар, скрежет… Тарелки вылетели из рук Душенова и Говоркова и белыми дисками завертелись под ногами. Корабль ложился на левый борт. Беда!

Они метнулись с Душеновым и одновременно оказались на палубе.

«Неужели напоролись на камни?!» - с ужасом подумал Говорков. На трапе образовалась давка, на палубе - суета. Душенов гаркнул так, что у Говоркова, стоящего рядом, заложило уши:

- По местам стоять! Слушать команду!

Миноносец, будто выполняя приказ, начал выравниваться, набирать ход и вот уже как ни в чем не бывало шел прежним курсом.

Душенов и Говорков облазили весь корабль, но так и не смогли определить причину толчка.

Таинственное происшествие. Говорков терялся в догадках. В прошлые годы в штормовую погоду плавать не приходилось, и теперь он с досадой думал о том, какой черт принес Душенова в эту дьявольскую ночь именно на его корабль?! Теперь можно ожидать чего угодно…

Кто- то пошутил:

- Может, ведьмы озоруют? Командующий мрачно усмехнулся. Подошли к якорной стоянке. Было приказание:

- Снять штормовое крепление!

Матросы из боцманской команды бросились к лебедке, оглянулись, посмотрели сначала на Душенова, потом на Говоркова и замерли в растерянности. Вид у них был преглупый.

Перед Душеновым и Говорковым предстал усатый боцман.

- Разрешите доложить. Штормовое крепление вместе с якорем сорвало за борт.

Говоркова так и подмывало пустить крепкое словцо, и если бы не командующий… Но Душенов, к удивлению, даже не повысил голоса.

- Эх вы, моряки! Чтобы потерять якорь?… Сказал и повернулся к трапу.

Потом, на разборе похода, Говорков оправдывался:

- Якорь был втянут в клюз… По всем правилам… Душенов с досадой перебил:

- Брюки вы тоже на ягодицы натягиваете по всем правилам, однако, не подпоясавшись ремнем, на улицу не выходите.

Вернувшись на корабль, Говорков устроил боцманской команде «жаркую баню». И хотя на миноносце несколько дней проверялись все крепления, корабль мыли и драили, как бляшку на поясе, а команда ходила по струнке, Говорков долго не мог успокоиться…

С тех пор прошло много месяцев, а воспоминание о том, как стоял он перед командующим бесштанным мальчишкой, не забывалось. А сам Душенов, казалось, забыл. Ни разу не напомнил. К Говоркову относился ровно, благожелательно и этим еще больше вводил командира эсминца в заблуждение. Теперь выяснилось: не забыл. И стало ясно: этот долго помнит…

Душенов поднял меховой воротник, сунул рукавицы за борт кожанки и потер замерзшие руки. Говорков управлял кораблем и вместе с тем следил за каждым движением Душенова, думая о том, что это счастье служить под началом такого спокойного и требовательно-справедливого командующего и общаться с ним не в кабинете, а в самой гуще жизни - в море, на корабле, где выявляются истинные качества моряка…

- Ну-ка, Юрий, дай бинокль, - сказал Душенов сыну.

Сквозь линзы он увидел неровный скалистый рельеф пустынного и безлюдного берега. Давно ли флотилия ютилась у мурманских причалов, под крылом рыбаков и торгового флота, а вот - оторвались же, вышли в Полярное, навстречу морю. А ему, Душенову, уже тесно. Чувствует, что одного Полярного мало для растущего флота. Нужна открытая глубоководная гавань. Ваенга! Лучше не найдешь. А Полярное останется за подводными лодками.

Он шел в Ваенгу, чтобы увидеть ее не карандашным наброском на карте, а живой землей со своим пульсом и дыханием.

Больше всего Душенов любил такие поездки. Не парады, хотя он их тоже признавал, не учения, хотя без них не обходилось, а вот эти поездки в новые, неосвоенные места, первую встречу с природой, которую предстоит заставить служить Родине. И корабли он любил особенно за то, что они помогали покорять стихию.