Николай Внуков - Когда гремели пушки

Командующий пробыл у нас больше часа. Хмурый, грозный, не спеша прогуливался по траншее и всюду совал свой генеральский нос. Его интересовало буквально все: оружие, система огня во взаимодействии, сигнализация и связь, распорядок дня и снабжение. Нескольких солдат генерал Поленов заставил раздеться и разуться, чтобы лично удостовериться в состоянии белья и портянок. Придраться было не к чему, и командарм явно подобрел, а под конец и вовсе развеселился. Уж очень понравились ему мои ребята — сытые, здоровые, смешливые. Потрогав деда Бахвалова за роскошную бороду, генерал пошутил:

— Траншею ты ею, что ли, подметаешь?

Дед не растерялся:

— А это уж как придется.

Беседа шла в темпе.

— Как вас, братцы, кормят?

— Хорошо, товарищ командующий!

— Приварка хватает?

— Хватает. Еще и остается.

— А остатки куда деваете?

— Доедаем, товарищ командующий!

Генерал рассмеялся. Похвалил:

— Молодцы, честное слово, молодцы!

Он обратил внимание на видного, красивого Пыркова, который на рассвете пришел из боевого охранения ко мне по делу и в ожидании темноты для обратного возвращения застрял у деда Бахвалова на огоньке.

— О чем думаешь, солдат? — вдруг спросил его командарм.

Пырков руки по швам, грудь колесом:

— Как бы стать генералом, товарищ командующий!

— Зачем тебе?

— А чтоб все боялись, как вас.

— О-хо-хо-хо! Комдив, да они меня уморят, остряки этакие.

Комдив тоже от души:

— Хо-хо-хо!

И вся свита осторожненько:

— Хо-хо-хо!

Только наш комбат даже не улыбнулся, — видимо, ему не понравилось подобное панибратство. Но это было еще не все.

— Где ж ваш взводный? — спросил командарм у деда Бахвалова.

— Не могу знать, товарищ командующий. Они нам не докладывают.

— Позвать! — приказал высокий гость.

Комдив вопросительно, взглянул на командира полка, тот — на комбата. Комбат почтительно:

— Зуб у него разболелся, товарищ генерал-лейтенант. В медсанбат отпустили, пока тихо.

— Жаль. Хотелось бы познакомиться. Как, братцы, он парень-то ничего?

А «мазуриков» деда Бахвалова хлебом не корми, но дай посмеяться. Зафыркали. Загалдели.

— Куда там! От самого господа бога по блату нам достался.

— Хват?

— Богатырь!

— Потомок Суворова.

— Ну что ж, приятное отрадно слышать. Передайте ему: хвалю. И за вас, и за порядок.

— Есть передать!

— Ну, прощайте, друзья мои. Готовьтесь. Скоро будет жарко. Я на вас надеюсь, дорогие сибиряки.

Так неожиданно благополучно прошел для нас визит грозного командарма. Во всяком случае, никто не пострадал от его гнева. А может быть, слухи о свирепости генерал-лейтенанта Поленова преувеличены. Сделать из мухи слона могут даже на фронте.

Долго я корила себя за малодушие. И зачем, спрашивается, спряталась? Ничего бы он мне не сделал, раз все оказалось в порядке. Да и не верю я, что человек, понимающий шутку и умеющий смеяться, может быть бесчеловечным. В другой раз прятаться не буду. Не дам повод для насмешек. Ведь трое суток мои однополчане обрывали телефон Рогова, требовали меня, орали в трубку: «Здорово, чудо-богатырь!», «Привет потомку Суворова!», «Как поживает зуб?» — и неистово хохотали. Евгений Петрович охрип, увещевая озорников.

Генерал-лейтенант Поленов встретил меня перед самым наступлением, уже летом, на той же самой обороне. Только-только я заснула после ночной вахты, как над моей головой неистово забрякала сигнальная гильза-колокол. Срочный вызов на позицию! ЧП…

Сунула ноги в сапоги, впопыхах никак не могла найти поясной ремень и пилотку, а гильза вызванивала нестерпимо звонко. Я схватила автомат, нахлобучила на голову каску и, как была, без ремня, непричесанная, понеслась к центральному дзоту. Вылетела из-за колена траншеи и остолбенела: начальства целый взвод. Комбат, комполка, комдив, еще какие-то чины, и среди них — генерал! Небольшого роста, седоватый, с темными сердитыми глазами. Сразу догадалась: Поленов!

— А это еще что за чудо природы? — спросил генерал, увидав меня не в надлежащем виде. — Откуда она вырвалась? Батюшки, да еще и в галифе!..

Наверное с перепугу, я огрызнулась:

— Вырвалась! Как, по-вашему, должен человек когда-нибудь спать? И при чем здесь галифе? Попробовали бы сами тут в юбке бегать…

— А ты с кем это так разговариваешь? — строго спросил генерал. — Знаешь ли, кто я?

Из-за спины командующего сам комдив Моисеевский делал мне устрашающие глаза и грозил пальцем. И комбат какие-то гримасы строил. Но я уже не могла остановиться — так зла была на всех генералов вместе.

— Я-то знаю! А вы знаете, кто я? К вашему сведению, я здесь хозяйка! И нечего без спросу секретной сигнализацией распоряжаться…

— Что же это такое, полковник? — повернулся всем туловищем генерал Поленов к нашему комдиву.

Комдив навытяжку:

— Это командир пулеметного взвода, товарищ командующий.

— То есть как это командир? — возмутился командующий. — Эта пичужка командир взвода? Вы неуместно шутите, полковник!

— Не шучу, товарищ командующий.

— Командир! Да какой из нее командир! Кто позволил? Да кто ей звание присвоил?

— Вы, товарищ командующий.

— Я?!

«Ну, все, — почти безразлично подумала я, — откомандовала…»

В моей землянке мы беседовали с глазу на глаз не менее часа. Моя короткая биография интересовала генерала Поленова во всех подробностях. Слушая, он переспрашивал, похохатывал, дружески хлопал меня по плечу и даже, как маленькую, дважды погладил по голове. А прощаясь, подарил мне новехонький пистолет-пулемет, который снял с шеи своего щеголеватого адъютанта.

Вскоре из штаба армии пришла важная для меня бумага. Мне присваивалось очередное звание. А главное, я по воле генерала Поленова из мужчины снова превращалась в женщину.

Но, признаться по-честному, особой радости я от этого не испытывала. Добродушный полковник Вишняков из отдела кадров штаба армий оказался прав: мне было абсолютно безразлично, кем я числилась в боевом строю по бумагам. А вот что воевать пришлось за мужчину — это факт. Войну я закончила уже командиром роты. Не шутка. И до сих пор в воспоминаниях вижу себя мужчиной. Синее галифе, строченый ватник, натуго захлестнутый командирскими ремнями, сбоку — полевая сумка и «ТТ», под поясным ремнем — малая саперная и две «эфки» — гранаты, на шее — бинокль, на голове — каска… По ночам поднимаю в атаку роту. Сбитая пулей, со всех ног валюсь лицом в запорошенный снег. В который раз?..