Вячеслав Ворон - И тут случилась война

– Вы окружены, сдавайтесь и выходите с поднятыми руками! – приказал командир.

Выстрелы снова прошли навылет через закрытую дверь.

– Может, туда гранату кинуть? – громко спросил Митрич. – На кой они нам, Степан?

– Гранату, говоришь, а можно и гранату, коль не сдадутся, – громко ответил командир.

В это время послышался треск стекла и выстрелы. Командир жестом приказал Митричу оставаться на месте, а сам стремглав обежал дом. Через окно свисал простреленный в голову труп амбала с автоматом наперевес, а рядом стоял боец, держа наготове свой автомат.

– Товарищ командир, он как ринулся в окно, я ему: «Стой стрелять буду», – а он свой автомат на меня, ну я и выстрелил.

– Не оправдывайся, боец, ты поступил верно. Еще кто остался внутри, выходи с поднятыми руками, иначе вам не уйти живыми! – крикнул в окно Степан и добавил громко:

– Митрич, будь начеку, ежели что, стреляй без промедления.

Федор к этому времени скрутил пса, связал бечевкой ему пасть и передние лапы, чтобы тот не искусал никого. Дверь в дом распахнулась, и на пороге появился худой, изможденный человек с поднятыми вверх руками.

– Только не стреляйте, – сиплым голосом сказал он.

– В доме есть, кто еще? – поинтересовался Митрич.

Преступник отрицательно покачал головой.

– Шаг вперед и в сторону, – продолжил Митрич. – Эй, здесь есть кто-нибудь?! – крикнул в дверной проем Митрич. Ответа не последовало.

– Да нет там никого, двое нас было, я и Валет, да еще этот пес-приблуда, черт бы его побрал.

Митрич вошел внутрь и осмотрел избушку, в доме никого не было.

– Отбой, товарищ командир, внутри никого нет, – сказал Митрич.

– Всем оставаться на местах, пока я не скажу, – скомандовал Степан. Он подошел к преступнику. – Руки опусти, кто это был с тобой, говоришь?

– Валет, кликуха у него такая, – опуская руки, произнес незнакомец.

– Ну и дела, кликухи у них, что же у вас, как у нелюдей, а имена, что при рождении вам даны были, вы хоть помните? Говори, как зовут! – пригрозил Степан.

– Артамонов Сергей Иваныч, тысяча девятьсот первого года рождения, августа месяца, отбывал наказание в Орловском централе, бежал вместе с Валетом полгода назад, – отчеканил преступник.

– Не ошибся ты, Федор, глаз у тебя что надо, бесспорно определил классовую принадлежность, – сказал командир.

– Ну, а автомат у вас откуда? Вы хоть знали, что война началась и уже в Орле немцы правят?

– Знали, Валет делал вылазки за продуктами, там у него хаза и маруха его, она ему и сказала. Автомат он тоже притащил из города, сказал, что знакомый вор ему продал, а там как знать. Я-то в город не ходок, у меня туберкулез, большие расстояния уже не под силу, – ответил Артамонов.

– Бойцы, обыщите весь дом, всё, что вызовет сомнение, и оружие несите сюда, будем посмотреть.

Федор улыбнулся, фраза «будем посмотреть» часто была слышна в их семье. Отец очень любил ее употреблять, когда его что-то интересовало. Он вместе с остальными бойцами проник внутрь дома. Его взору предстали полнейший беспорядок, множество открытых консервных банок. В нос ударил затхлый запах пережженного чая. Обыскав с бойцами дом, они нашли еще несколько целых банок консервов, добротный охотничий нож с рукояткой из оленьих рогов, пару новых теплых бушлатов и много чая. Все это они вытащили на крыльцо.

– Да, Артамонов, негусто тут у вас, а чаю-то зачем столько?

– Чифирили мы, командир, – ответил он.

– Вот, все у вас, как не у людей, и чай вы не по-людски пьёте, и чего вам не живётся, как всем? Фёдор, развяжи пса, больно жалостно скулит. Только пасть сразу не отвязывай, а то, неровен час, искусает всех. Вишь, какой злой, аж пена брызжет, небось били?

– Я не бил, а Валет мог приложить его, он и кормил его. Пёс только с ним и ладил, ко мне не подходил.

Фёдор взял на руки собаку, развязал ей передние лапы и ослабил верёвку на пасти, пёс, извиваясь, вырвался из Фёдоровых крепких объятий и убежал за дом, где стал скулить, учуяв что-то неладное со своим хозяином.

– Вот она, собачья верность, он теперь не отойдет от окна, надо его, Федя, приручить и забрать с собой, иначе подохнет он тут от тоски и без еды. Отлови его, у тебя уже опыт есть, с собой возьмём. Иван, ты снял автомат с этого Валета?

– Так точно, товарищ командир, – ответил сержант.

– Значит, так, Артамонов, это все мы у тебя экспроприируем, забираем, стало быть. Ты своего другана схорони, ну, веток наломай и ими прикрой, и иди в город, к его марухе, пусть она за тобой смотрит и лечит, нам ты не нужен. И о нас молчи, скажешь, что медведь заломал твоего Валета. Уяснил?

Артамонов согласительно кивнул головой.

– Все, бойцы, нам тут делать нечего. Операция завершена. Уходим.

Они собрали в один из ватников все, что экспроприировали у бандитов, Фёдор подвязал пса на манер поводка, и так же незаметно, как пришли, исчезли в чаще леса. Артамонов ещё посидел на корточках с минуту, приходя в себя от пережитого шока, а когда отошёл, резко вскочил, прокашлялся и дал деру изо всех сил, что у него ещё оставались.

Отряд двигался в сторону лагеря уже менее аккуратно, под ногами бойцов сухостой трещал и ломался, оставляя заметные следы от сапог. Фёдор тянул за собой на привязи собаку, сопротивлявшуюся её насильственному походу.

– Степан! – обратился Митрич к командиру. – Вот, мне невдомёк, зачем мы сделали эту вылазку, зачем нам было убивать этого Валета, зачем нам светиться?

– Ну, во-первых, Митрич, они видели Федьку и рано или поздно начали бы его искать, а это лес, здесь закон зверя – кто кого. Во-вторых, и ежели бы они тебя обнаружили, то не известно, чем бы все могло закончиться. В-третьих, команды не обсуждаются! – резюмировал командир.

– А коли так, на кой мы этого, чахлого, отпустили, он же немцев наведет?

– Скорее да, чем нет, наведет, но мы для чего сюда прибыли, чтобы в лесу отсиживаться, тушёнку лопать или в бой вступать, немца бить? На то и расчет, они зайдут в лес, а мы их встретим во всеоружии. Нас мало, в открытый бой мы вступать не можем, я рисковать пацанами не имею морального права, но сократить численность фрицев – наша обязанность, диверсия и партизанщина – вот наш удел. Фёдор, много ли со стороны Орла входов в лес?

– Нет, товарищ Степан. Одна дорога, по которой я приехал, и ещё полем можно, ежели пешком.

– Вот и чудненько, слыхал, Митрич, мы ежели чё, их в лес не пустим. Завтра вернёмся, заминируем поле и дом. И когда услышим первый взрыв, он нам и будет звоночком для атаки.

– Да, голова ты, батя, – сказал Митрич. – Я поначалу и не понял, на кой мы его отпустили, и вообще, на кой они нам сдались.

Так, за разговорами, отряд прибыл в расположение лагеря. Дети Фёдора проснулись, видимо, давно и уже резвились недалеко от полевой кухни, где Матрона что-то стряпала. Ей помогал красноармеец – колол дрова и подбрасывал в топку.