Марина Чечнева - Повесть о Жене Рудневой

В приемной стало душно, и Женя с Дусей вышли на несколько минут на улицу, глотнуть свежего воздуха.

— Что ты, Женя? — на глазах у подруги Дуся заметила слезы.

— Как я маме скажу? Я же вижу: как только начинаю с ней разговаривать о фронте, она вся белеет, вот-вот, кажется, умрет от страха. Она все не верит, что я могу уйти на фронт. Тебе легче, твои в Пржевальске, напишешь и все.

Дуся понимающе сжала Женину руку.

— Что же делать, Женечка! Понятно — ты ведь единственная дочь. У моих — детей куча.

— Ничего, — вздохнула Женя, — мама и папа поймут. Иначе нельзя.

Через два часа стояния в очереди, после самых тревожных известий о том, что многих «заворачивают», что расспрашивают долго и строго, пришла обнадеживающая весть. По ходатайству ЦК ВЛКСМ и по инициативе Героя Советского Союза Марины Расковой командование Вооруженными Силами страны приняло решение создать женскую авиационную часть и зачислить в нее главным образом девушек-добровольцев. Формирование новой части поручалось Расковой.

Для студенток университета с их знанием физики и математики появлялась реальная возможность попасть в часть легендарной летчицы и штурмана. Женя и Дуся повеселели, но ненадолго — в приемную входили все новые конкурентки, студентки технических вузов, даже авиационных, летчицы из аэроклубов и Гражданского воздушного флота, которым Раскова могла отдать предпочтение. Каждый раз, когда новая девушка называла место своей работы или учебы, Женя и Дуся тихо обсуждали ее шансы, а значит, и свои — уменьшающиеся или растущие.

Пришли даже школьницы старших классов и встали в сторонке, грустно шепчась, понимая, что им, вернее всего, откажут. Жене стало даже, жалко девушек — уж очень у них был обреченный вид.

Наконец подошла их очередь.

— Женя, иди, — сказала Дуся, подталкивая подругу к двери кабинета.

Но Женя вдруг заробела. Ей стало так же страшно, как в то памятное посещение директора Салтыковской школы, когда она поступала в третий класс. Шепотом выговорила:

— Дусенька, милая, ну, пожалуйста… а я за тобой. Видишь, даже голоса нет, очень боюсь.

Вскоре высокая, обитая черной клеенкой дверь приоткрылась и Женя увидела счастливое лицо Дуси. После этого Женя вступила в кабинет без страха.

Комиссия ЦК ВЛКСМ — строгие молодые люди в военных гимнастерках и ремнях, но без знаков различия. Женю отговаривали, узнав, что она единственная дочь у родителей. Глядя исподлобья, Женя упрямо твердила:

— Папа и мама поймут, я должна…

После недолгого молчания один из членов комиссии предложил рекомендовать ее в часть майора Расковой.

В коридоре Женя и Дуся обнялись — успех!

Однако на следующий день все, казалось, пережитые тревоги возникли вновь. На сборном пункте авиачасти Расковой в здании Военно-воздушной академии имени Н. Е. Жуковского кандидаткам с направлением ЦК ВЛКСМ сообщили, что им предстоит пройти медицинскую и мандатную комиссии. И снова девушки стали ахать, шептаться, пугаясь своих реальных и мнимых недостатков.

Мандатная комиссия оказалась строже медицинской.

— Вы представляете, на что идете? — жестко, как будто раздражаясь все более, спрашивал каждую появлявшуюся перед ним девушку очень худой, высокий майор. — Думаете, фронт похож на комсомольский воскресник? На войне каждый день убивают. Вам это известно? На войне нет постелей, нет ванны и душа, очень часто нет еды, но есть смерть, которая таится под кустом и под листом. Вы собираетесь совершить геройский подвиг, а пуля или осколок настигает вас прежде, чем вы успеваете выстрелить сами хотя бы раз. Вы знаете это? Вы умираете, и вас хоронят в безымянной могиле. Вы думали об этом?

Нежное лицо, серо-голубые Женины глаза суровому майору настолько «пришлись не по душе», что он в сердцах отвернулся и стал смотреть в окно, за которым мотались под ветром из стороны в сторону верхушки деревьев Петровского парка. Он даже счел излишним задать ей свой трафаретный вопрос. Настроение майора Женя почувствовала сразу и покраснела.

— Расскажите о себе, — услышала она спокойный женский голос. — Не волнуйтесь.

Женя мельком взглянула на женщину и узнала Марину Раскову, ту самую, о которой она когда-то так беспокоилась, чьим подвигом восхищалась. Гладко причесанные волосы, правильное лицо, красивые глаза и брови, доброжелательная улыбка.

— Учусь на 4-м курсе мехмата МГУ, изучаю астрономию, узкая специальность — переменные звезды. Все экзамены на последней сессии сдала на «отлично», стреляю из пулемета… немного, — заторопилась Женя.

— Вы представляете, что значит служить в авиации? Это прежде всего труд, каждодневный труд, а риск и опасность не меньшие, чем на земле, — перебила ее скороговорку Раскова.

— Да, да, Марина Михайловна, — согласно кивнула Женя.

Председатель комиссии Раскова, в отличие от сердитого майора, смотрела на Женю с симпатией.

— Ну что ж, хорошее знание математики и астрономии штурману будет необходимо. Предлагаю одобрить кандидатуру Рудневой. Можете идти за вещами.

Женя вышла из комнаты сияющая, снова и снова слыша голос Расковой и его доброжелательную интонацию. То, что с нею произошло, походило на волшебную сказку, которую она — фантазерка и мечтательница — никогда бы не смогла придумать. Она выскочила за ворота академии Жуковского, взглянула на монотонно серое небо и, тихо, с удовольствием произнося слова, сказала сама себе:

— Идите, Руднева, за вещами. Вы будете служить в авиации. Вам понятно? В авиации!

И тут же возникла мысль: «Что же сказать маме? Самолетов она боится больше всего. Надо что-то придумать».

Перепуганной, побелевшей Анне Михайловне, все еще не привыкшей к мысли, что ее единственная дочь может уйти на фронт, Женя сказала:

— Не волнуйся, мамочка, иду обучать ополченцев пулеметному делу. Буду где-нибудь здесь, недалеко. Собери меня.

Слова «собери меня» показались матери особенно страшными.

В руках небольшой чемоданчик с самыми необходимыми вещами. Родители проводили до станции, поезд долго не шел (пригородные поезда стали ходить редко). Отец бодрился и шутил на ее счет, а мать смотрела обреченно и умоляюще. Поэтому хотелось скорее уехать. Наконец вдали загудело, и Женя, стараясь улыбаться беззаботно, сказала:

— Ну папист, до свидания.

«Э, папист не выдержал тоже — слезы». Мать плакала и целовала ее, не в силах оторваться от своей Жени.

— Мы скоро увидимся, мамочка, обязательно увидимся. Не надо, ну прошу тебя, не надо.

Она шагнула в тамбур и почувствовала облегченье. С обыденным существованием покончено. Дом, школа, университет — это все теперь в прошлом. Начинается новый, опасный, неведомый, быть может, самый важный период ее жизни.