Борис Подопригора - Война: Журналист. Рота. Если кто меня слышит (сборник)

Вернувшись в Чечню, Хамзат долгое время болтался в неопределенности, но потом ему удалось наладить отношения с ребятами из отряда Хаттаба. Снова забрезжила какая-то перспектива. Потом и Салман вернулся – правда, уже совсем дурной. Но именно тогда Хамзат стал получать первые задания на поездки в Россию.

Это было как награда. В России, которую он ненавидел, Хамзат смог наконец-то по-настоящему оттянуться – командировочные платили хорошие, было много женщин, были хорошие дома и гостиницы. Осевшие в России чеченцы всегда чувствовали свою вину перед воюющими братьями – Хамзату приятно было это ощущать. Чаще других городов Хамзат постепенно стал навещать Питер – фактически для того, чтобы выяснять, как местная чеченская община помогает многострадальной родине. Тем более что непоследнюю роль в питерской диаспоре играл дальний родственник Алихаджиева. К этому времени в жизни Хамзата случилось еще одно событие, которое он сам, наверное, не мог долгое время как-то оценить.

Однажды, еще под конец «первой чеченской», Хамзат встретил на базаре Алика – соседского мальчишку, который очень любил петь, причем песни не чеченские, а какие-то иностранные. Даже итальянские. Алик был странным, ходил в пиджаке с бабочкой, пытался учить детей, и дети его любили, хотя большинство взрослых и считали «учителя» почти придурком.

У Хамзата никогда не было младшего брата, да у него и старших-то, как он считал, не осталось – Ису убили, а Ахмат – он все равно что умер. Даже хуже, чем если бы умер.

Алик, происходивший из того же тейпа Аллерой, непонятно как сумел всколыхнуть что-то в покрывшемся коростой сердце Хамзата. Всколыхнул настолько, что поначалу Хамзат старался даже избегать встреч с соседом, которого многие просто даже за мужчину не считали, с его ариями, песнями и попытками уроков для детей. Хамзат же начал постепенно подкармливать вечно голодного Алика и – постепенно привязался. Наверное, так можно привязаться только к очень никчемному человеку. А может быть, Хамзату казалось, что, помогая этому полублаженному, он отдает какие-то свои еще не до конца даже осознанные долги…

Странные у них были разговоры во время нечастых встреч. Хамзат больше молчал, слушал и усмехался, когда Алик мечтал вслух. А мечтал он стать ни много ни мало оперным певцом и покорить весь мир. Не силой оружия, а силой голоса и искусства. О войне Алик не говорил почти никогда – казалось, он вообще не совсем даже замечал ее прилеты, хотя их не заметить было просто невозможно…

У Алика умерли все близкие родственники, бомба федералов разрушила его дом. Хамзат переселил его в тот дом, где когда-то жила большая семья Алихаджиевых. В хозяйстве Алик был человеком бесполезным, но теперь Хамзат, приезжая в Гудермес, уже не боялся заходить в пустые стены. У него появился человек, смотревший на него глазами младшего брата. Пусть и не совсем нормальными, по мнению многих, глазами…

«Вторая чеченская» вернула Хамзату много надежд, но многие и разбила. Он личным мужеством вновь заработал себе «офицерство», стал полевым командиром – его отдельный отряд выполнял, в том числе, и коммуникативные функции между штабами более крупных соединений. Все оно было так. Но был и выход из Грозного. Были потери. Было ощущение того, что слишком многие в Чечне устали от войны и совсем по-другому начинали относиться к муджахедам. Не то чтобы плохо… Но – по-другому. Хамзат перестал ощущать уверенность в близкой победе. За себя он не боялся – не боялся искренне, давно научившись очень грамотно и профессионально выживать. Фактором его беспокойства стал Алик – а он мог стать жертвой кого угодно…

Алик не вписывался в жизнь Чечни. Он вообще жил словно на Луне. Может быть, Хамзат именно в этом ему и завидовал. Однажды Алик заикнулся о женитьбе на девушке, которую совсем соплюшкой знал и Хамзат. Деньги на свадьбу Алик придумал – ни много ни мало – попросить у богатого родственника из питерской диаспоры, попросить в долг, с возвратом, когда сам Алик станет знаменитым певцом, чьи билеты на концерты по всему миру будут стоить очень дорого… Хамзат, слушая весь этот бред, сначала даже и не собирался реагировать, а потом вдруг подумал: но ведь Алика же действительно можно хотя бы спрятать на какое-то время в Питере. В Чечне от него толку все равно не будет. Однажды его, Хамзата, спросят: почему молодой, здоровый парень, твой родственник, сидит дома, не берет автомат, не борется рядом со своими братьями? И что отвечать? Что Алик особенный? Что Хамзату кажется, будто он не такой уж малахольный, а наоборот, Аллах поцеловал его в голову? Кому все это объяснять?..

Утащить с собой в «командировку» Алика Хамзату было нелегко. Но все получилось. Все шло даже слишком хорошо – пока прямо в аэропорту Пулково Хамзат не встретил своего брата Ахмата. Они встретились лоб в лоб. Ахмат был в форме лейтенанта милиции. Несколько секунд братья смотрели друг другу в глаза, и Хамзат даже подумал, что Ахмат его задержит. Он напрягся, надеясь только на то, что старший брат вряд ли хочет информировать свое начальство о таком вот родстве. Оказалось, Ахмат вообще думал о другом. Не поздоровавшись, он сказал чужим голосом одну-единственную фразу, кстати, совсем без акцента:

– У Ленки умерла Ольга. Завтра сорок дней…

Видимо, более важного в тот момент для него ничего не существовало. Хамзат сглотнул ком в горле и спросил:

– Отец… здоров?

– Да.

Братья посмотрели друг другу еще раз в глаза и разошлись. Алик не смог понять, почему Хамзат позволил себе в тот вечер пить водку. Алик умел, когда надо, ни о чем не спрашивать.

Встреча Хамзата и Ахмата в Питере произошла как раз накануне боя группы Числова с отрядом Хамзата, временно оставшимся без командира.

Самолет завалился на крыло и пошел на снижение, пробив облака. Сергей увидел море огней и понял, что под ними – Питер. Рядом с Числовым возбужденно сопел лейтенант-вэвэшник. Летёха тоже вез «двухсотого», но в Мурманск, а потому завидовал Числову. Лейтенант, как и Сергей, в Петербурге никогда не был…

Когда самолет сел и вырулил на место стоянки, к нему быстро подъехал «уазик» с медицинскими крестами. Оттуда повыпрыгивали шестеро солдатиков. Они испуганно, по-детски вытягивали шеи и заглядывали в темное чрево медленно открывавшегося грузового люка – там, надежно закрепленные, стояли два больших ящика.

Числов пожал руку вэвэшному лейтенанту, закинул за плечо вещмешок, сунул под мышку папку с документами на Витю Крестовского и быстро спустился на мокрый бетон. В Питере было слякотно и дождливо, несмотря на то что февраль еще не закончился. Видимо заметив его, из «таблетки» вылез полный старлей с недовольным лицом, подошел вразвалку к Числову и представился, не козырнув: