Фабиан Гарин - Василий Блюхер. Книга 1

— Ты почему, сукин сын, не привез письменного приказа? — набросился на него с иеной у рта Рыбников. — Кто тебя подослал?

Конник, несмотря на свою богатырскую силу, по бледнел от страха, но собрался ответить, а Рыбников не дал ему слова сказать и, приблизившись к нему, закричал:

— Ты меня знаешь?

— Знаю, — пролепетал испуганно конник.

— Кто я?

— Сталевар с Верх-Исетского завода.

Рыбников одобрительно покачал головой, подумал: «По-видимому, из моих мест, а не дутовский казак», но не успокоился.

— Тебя послал сам Цыркунов?

Конник молча кивнул головой.

— Ладно, — решил Рыбников, — вернешься разом с нами. Если ты, чертова душа, изменил — я тебя своими руками разменяю. — И тут же подумал: «Почему все-таки Цыркунов приказал отойти? Горе наше — воевать вместе с офицерами. Цыркунов бывший штабс-капитан, успел уже снюхаться с контрой, хотя до сих пор ни в чем не был уличен… До сих пор не был, а теперь переметнулся».

В полдень отряд возвратился в Степную. Рыбников поспешил к Цыркунову.

— Не кипятись, — пытался его успокоить командир отряда. — Мы и здесь не останемся, а отойдем к Троицку. Тыл наш оказался неприкрытым, боеприпасов не подвезли.

— Кто же накуролесил?

— Отряд Томина не подтянул своих сил. К тому же Блюхер узнал, что Дутов воспользовался бездеятельностью отряда Кашириных и занял Верхне-Уральск большими силами. Если бы я вовремя тебя не отозвал — висел бы ты сейчас на казачьей пике, как шашлык на вертеле. Опять же в станицах припрятались дутовцы.

— Ерунда! — возразил Рыбников. — На моих глазах в трех станицах выбирали в Совет казачьих депутатов.

— Ты хотя и коммунист, но слепой, как кутенок, — уже строгим голосом прикрикнул Цыркунов. — Выбирать-то выбирали, а кого — знаешь? Дутовцев выбирали. Да я тебя часослову, что ли, учу? Раз приказал — исполняй, а мне Блюхер приказал.

Под вечер отряд покинул Степную, и при выходе из станицы ему вдогонку полетели шальные пули.

— Дошло до тебя? — спросил Цыркунов у Рыбникова. — Ты прикажи из трехдюймовки дать один снаряд по станице.

Рыбников послушно исполнил приказание Цыркунова — выстрелы из станицы прекратились.

Отряд шел всю ночь, утром миновал поселок Берлинский и снова приблизился к Троицку. У Черной речки, возле которой тянулся небольшой лесок, Цыркунов услышал возглас «ура», и тут же показалась белоказачья лава. Она летела на застигнутый врасплох отряд, грозя его смять. Решали минуты, и вот в эти минуты командир батареи успел развернуть пушки и дать по лаве три залпа шрапнелью. Под прикрытием артиллерийского огня командир пешей сотни Колмогоров повел верх-исетских рабочих в атаку, но тут же упал, сраженный пулей. Подбежавший Рыбников заменил Колмогорова. В бой вступили и другие сотни. Цыркунова ранило, его заменил Ермаков, но через несколько минут ранило и Ермакова. На поле боя вылетел тот самый конник, которого Рыбников заподозрил в измене. Он рубил с остервенением, пытаясь добраться до моста, где залег дутовский пулеметчик. Рыбникова хотя и жгла рана, но он не спускал взгляда с конника. Вдруг по его лицу пробежала судорога — он ясно увидел, как налетевший сзади белоказак вышиб конника пикой из седла.

— Сволочи, — вырвалось у него из груди. — Такого Муромца уложили.

Екатеринбургскому отряду грозила смертельная опасность, но спасение пришло неожиданно. На белоказаков стремительно налетел подоспевший Томин со своими сотнями. Впереди в кумачовой рубахе летел на сером жеребце сам Томин, а за ним сотня Шарапова. Старик прижался к гриве коня и, вложив два пальца в рот, свистел сатанинским свистом.

Дутовцы не выдержали и бросились наутек.

Только к ночи екатеринбургский отряд возвратился в Троицк. В штабе Блюхера шло совещание.

— Пусть бойцы отдохнут два дня, а потом возобновим наступление, — сказал главком.

— Я считаю необходимым послать специальный отряд на усмирение непокорных станиц, — предложил Цыркунов, нервно подергивая левым плечом, которое ему успели перевязать после ранения.

— Вы говорите точнее, — поправил его Блюхер, — не специальный отряд, а карательный.

— Хотя бы так.

— Это вредная затея. Поймите раз и навсегда, что не все казачество на стороне Дутова. Томина вы со счетов сбросили. И Шарапова. И казаков их сотен. Карательные отряды — метод царского правительства. Я на этот путь не стану, хоть бы сам Крыленко мне приказал. Нам нужно расслоить казачество: бедняков и малоземельных — к нам, богатеев — к Дутову. Вот тогда мы обрастем силой.

— Нам в спину стреляют, а вы теорию разводите, — возразил Цыркунов, недовольный Блюхером.

— Я эту теорию познал на заводах и в тюрьме.

Цыркунова все же поддержали другие командиры, а Томин злобно крикнул им: «Это офицерские замашки». Поднялся шум, все заговорили разом.

Блюхер не ожидал, что его слова вызовут такую бурю.

Он считал себя правым, но ему казалось, что он не смог объяснить, в чем кроется политическое недомыслие Цыркунова и других, предлагающих карательные меры против станиц, поддерживающих Дутова. Спор мог перерасти в ссору между командирами отрядов, но тут вдруг поднялся Шарапов и надсадным голосом крикнул:

— Дозвольте мне, старому казаку, слово сказать!

— Успокойтесь! — призвал Блюхер командиров. — Послушаем самих казаков.

Шум улегся, но для каждого было очевидным, что это ненадолго, ибо среди спорщиков нет человека, который мог бы силой своего авторитета примирить и подчинить их себе.

— Товарищи, которые из ахфицеров, и товарищи из рабочих, — спокойно начал Шарапов. — Я уважаю всех, кто идет с советской властью. Казака всю жизнь учили, — и между прочим, учили их ахфицеры, — что рабочий есть враг престола и за это его надо стегать нагайкой, Так то было при Николае. А теперь обратно получается. Теперь гуторят, что казак есть враг советской власти. Ну какой я враг, если я кровь проливаю за эту власть? А Василий Константинович Блюхер? Он же первейший революционер, Хучь он рабочий, а душу казака понимает. Но карать казака надо, а растолковать, что к чему.

В комнату незаметно вошел Елькин. Он слышал нескладную речь Шарапова и догадался, о чем идет разговор.

— Мое слово такое, — продолжал Шарапов, — раз главком приказывает, значит, выполняй. За неисполнение — трибунал. А ты, товарищ Цыркунов, как поступил бы на фронте за неисполнение приказания? Ты где находишься — на фронте или вечерять до дружка пришел?

Дальше Шарапов не знал, о чем говорить, и, не закончив, грузно сел на скамью. С места вскочил Цыркунов, но к столу стремительно подошел Елькин и, обведя всех взглядом, внушительно спросил:

— Что здесь происходит — митинг или совещание командиров? Сядьте, товарищ Цыркунов, вам никто слова не давал. Урок политграмоты вы получили от казака Шарапова. — Повернув голову в сторону Блюхера, он четко произнес: — Товарищ главком, продолжайте совещание. — И сел рядом с Шараповым.