В. Яковлева - Ради жизни на земле (сборник)

— Открывай!

Дзюник вскочил с постели:

— Что будем делать, Степан Петрович?

— Не открывать, — шепнул Пастухов, — пока не уйдем!

Они обычно спали, не раздеваясь. А вот Дзюник — он стоял посреди комнаты босой, в нижнем белье.

В дверь уже колотили чем-то тяжелым, когда медведевцы по лестнице, идущей из кухни, стали подниматься на чердак.

— Кто здесь? — позевывая, спросил сонным голосом Панчак. — Что людей по ночам…

— Не разговаривать! — рявкнули за дверью, и Дзюник, рассчитав, что друзья уже на чердаке, отодвинул засов.

— Пся крев! — выругался полицейский, — не то украинец, не то поляк, сбил Панчака с ног и ринулся в квартиру. За ним ворвались еще четверо полицаев и жандармов.

Вдруг на кухне грохнул выстрел, тяжело бухнуло упавшее тело…

Знал бы Дзюник, что Пастухов еще только на середине лестницы, а Кобеляцкий стоит над ним и тщетно пытается открыть чердачную дверь. Знал бы он, что днем приходили проверять газовое оборудование и дворник открывал панчаковскую квартиру своим ключом. Газовик, осматривая трубы, удивился, что дверь из кухни на чердак открыта. «Не положено!» — сделал он дворнику замечание и, уходя, вогнал в притвор двери аршинный гвоздь. И вот сейчас Кобеляцкий пытался справиться с ним. Когда внизу раздался многоголосый говор, а по стенам затемненной кухни пробежал луч фонарика, Кобеляцкий одолел наконец чердачную дверь. Она с треском распахнулась. Одновременно хлопнул выстрел. Пастухов свалил с нижней ступеньки верзилу полицейского. Бросить в остальных преследователей гранату? Но там Дзюник… Впрочем, он уже на кухне. Догнать своих было для него делом нескольких секунд.

Бежали по темному чердаку, натыкаясь на балки и укосины, достигли слухового окна. Не слышно, чтобы кто-то поднялся на чердак следом. Значит, испугались преследователи.

Через слуховое окно Пастухов, Кобеляцкий и Панчак вылезли на крышу. Сыпал снег. Попробуй теперь пройти по скользкой железной кровле, не свалиться вниз. Придерживаясь за гребень крыши, трое ползли все дальше от опасного места. А квартал был уже оцеплен. По чердаку, который беглецы только что покинули, с улицы начали стрелять из автоматов. Нет, вниз спуститься нельзя. Сразу попадешь в лапы фашистам. Но и крыша кончилась. Оборвалась. Внизу, благодаря снегу, проглядывалась кровля — не кровля, забор — не забор. Там тянулась стена рухнувшего в бомбежке здания. Она примыкала торцом к самому дому, на котором сидели разведчики. Выбора не было.

— Надо прыгать! — шепнул Пастухов.

— Сорвешься, Степа, — предостерег Кобеляцкий.

— Теряем время! А они с собаками, жди, нагрянут. — И Степан взялся за острый край крыши. Примерился, рухнул вниз. Больно ударился бедром об острые зубцы кирпичной стены. Удержался. Отполз на метр, махнул рукой: давай следом за мной! Прыгнул Кобеляцкий, затем Панчак. Он не удержался на стене, но Михаил успел ухватить его за руку.

Балансируя, как эквилибристы, беглецы шли по стене, местами ползли. Стена уперлась в здание, к счастью, невысокое. Вскарабкались, подсаживая друг друга, снова попали на какой-то чердак.

— Тут живут одни высшие германские офицеры, — с трудом сказал, стуча зубами от холода, Дзюник.

— Переждем. Больше идти некуда, — решил Пастухов и сел на балку. Разулся, снял портянки. — А ну, давай ногу, хлопец!

Пока он обматывал ноги Панчака портянками, Кобеляцкий натянул на него свой свитер. Вдали то приближался, то удалялся собачий лай. Это фашисты затащили на крышу овчарок. Однако снегопад сделал свое дело — спрятал следы. Но если даже пес дойдет до обреза крыши, никакая сила не заставит его прыгнуть вниз: самая надежная и умная овчарка теряет уверенность перед обрывом, перед неизвестностью.

Беглецы наощупь обследовали свое убежище. Наткнулись на перегородку. Разобрали ее, сложили кирпичи горкой. Решили ими отбиваться, когда нагрянут фашисты — патронов-то совсем мало. Пастухов с Кобеляцким положили в карманы по последнему патрону, а Дзюнику — у него оружия не было — дали «лимонку».

Рассвело. Стрельба и взрывы умолкли. Все чердаки прошили фашисты свинцовыми строчками, каждый подвал, прежде чем войти, забросали ручными гранатами. Весь квартал проверен, каждая квартира обыскана, каждый дом. Кроме одного — того, офицерского, который вне подозрений.

День разведчики переждали в своем надежном убежище. А в сумерки спустились по черной лестнице во двор и, перемахнув через забор, оказались на улице. Пастухов накинул Дзюнику на плечи свое пальто.

— Давай, хлопец, отогревайся. Это пальто тебе — как эстафета от очень хорошего и отважного человека, Казимира Войчеховского. И слушай, что я тебе скажу. Немедленно уходи из города. Спасибо тебе за список. Будь уверен, что он пойдет куда следует.

Больше Пастухов и Кобеляцкий Дзюника не видели. После войны они узнали, что, вступив в ряды Советской Армии, он погиб смертью храбрых при освобождении Прибалтики.

В доме № 17 по улице Лелевеля, у стариков Шушкевичей появилось двое жильцов — «возпарей». Смирные, положительные люди. Никакого от них беспокойства: за квартиру заплатили вперед, с утра до вечера на работе.

Пастухов и Кобеляцкий действительно работали много. Колеся по Львову со своими тележками, они установили, где находится штаб гарнизона, склад горючего, казармы жандармерии. Особенно хорошо изучили свою улицу Лелевеля и прилегающие — Мохнатского, Колеча, Зимарович. Объекты тщательно наносились на план города. Вот только досадно, что нет связи и передать разведданные в отряд невозможно. Но 10 апреля сведения, накопленные разведчиками, пригодились как нельзя более кстати.

Накануне, 9-го, над Львовом прошла четверка истребителей с красными звездочками на крыльях. Они сбросили листовки, в которых предупреждали жителей о предстоящей бомбардировке города.

— Я знаю, что надо делать, Михаил! — оживился Пастухов, прочитав листок, пришедший оттуда, с Большой земли. У хозяина, кажется, есть электрический фонарик. Как бы одолжить этот фонарик незаметно?

Под домом № 17 — глубокий подвал с метровыми каменными стенами. Жильцы собрались здесь заранее — с вечера. Не было только Шушкевических постояльцев. Пастухов полез с фонариком на чердак, а Кобеляцкий остался внизу, чтобы предупредить товарища, если его сигналы привлекут чье-либо внимание с земли.

Когда-то в доме № 17 была мыловарня. Поэтому над крышей не просто выступала дымовая кирпичная кладка — с чердака уходила вверх метра на полтора довольно широкая, частично обрушившаяся труба. Степан протиснулся в нее и направил луч фонаря навстречу нарастающему гулу. Свет не был виден ни с земли, ни с соседних крыш, зато его безусловно заметили с неба. Раз, два, три — и исчез светлячок среди могильно-черного, предупрежденного об опасности города. Раз, два, три — и снова чернильная темень. Он знал, что вот такая, планомерно, трижды вспыхивающая световая точка привлечет, не может не привлечь внимания советских пилотов.