Тейн Фрис - Рыжеволосая девушка

Девушка улыбнулась немного смущенно, как бы признавая, что она слишком много доверила мне и невольно разгласила тайну.

— Можно и так сказать, — ответила она. И быстро добавила — Соединить вас с кем-нибудь из них?

— Я бы хотела знать номера их телефонов и адреса, — продолжала я все тем же ровным, невозмутимым тоном.

Она все записала мне на клочке бумаги, и я не спеша пошла к выходу, остановившись ненадолго перед доской извещений, воззваний «СС» и других организаций по вербовке юношей из среды «бесстрашной» голландской молодежи, причем шли туда преимущественно неудачники и мерзавцы, которые не должны даже называться голландцами. Затем я медленно перешла площадь, вошла в кафе, разыскала в темном углу Хюго и помогла ему расправиться с тремя кусками кекса, который здорово отдавал крахмалом, затем выпила чаю, собранного отнюдь не на Яве. Между делом я сообщила ему все, что мне удалось узнать.

— Прекрасно, — сказал он. — Наверняка из той же шайки. Если наши предположения верны, то, значит, Фосландер скрывается у одного из них.

Мы подождали немного, съели еще кекса, выпили чаю, и все это молча, потом расплатились и вышли на солнышко.

Разумеется, теперь, когда так неожиданно наступила прекрасная погода, зимнее пальто Хюго выглядело нелепо. Все шли вообще без пальто. Некоторые мужчины, пожилые и состоятельные, видимо, решили торжественно отметить приход весны, вырядившись в светлые фланелевые брюки. Хюго чуть замедлил шаг, искоса глядя на переезд, который на большом шоссе мог оказаться мышеловкой. Я посмотрела на другую сторону.

— Где-то там есть еще тропинка, а в конце ее калитка с пружиной, — сказала я, смутно припоминая… — Пойдем посмотрим. Этот переезд мне тоже совсем не нравится.

Мы поискали и нашли калитку. Поблизости никого не было, только один железнодорожный рабочий что-то делал на путях. Мы перешли линию и попали на окраину города.

Здесь мы сразу же обнаружили, что красивые и так невинно выглядевшие аллеи наводнены врагами в серой, зеленой и черной военной форме. Дома, которые они заняли, были похожи на конторы; там сновали ординарцы, щелкая каблуками, слышалось стрекотанье пишущих машинок и знакомые раскаты лающих голосов господ в военной форме. Кое-где на балконах вилл, которые раньше, судя по их виду, были скорее всего детскими приютами или санаториями, лежали офицеры без мундиров, но в сапогах. Первым мы нашли Снейтерса. Он жил в новом загородном домике с идиллической тростниковой крышей, а рядом был гараж, замаскированный под крестьянскую хижину; прочитав табличку возле двери, мы узнали, что в гражданской жизни он был торговцем строительными материалами.

— Понимаю, — пробормотал Хюго, прячась за соснами, росшими вдоль длинной аллеи. — Этот гад Снейтерс выбрал себе партию и специальность, которые дают возможность неплохо заработать. Прибыль обеспечена!

Мы осторожно отступили за сосны.

Потом мы нашли второй адрес — господина «в.д. Б.», как я стала называть директора Утрехтского Торгового банка. Резиденция этого господина находилась за чугунной оградой, там были водоемы с водяными лилиями, хвойные деревья, искусственно созданные холмики и белые скамейки; жил он в большом старинном господском доме с плотно закрытыми французскими окнами; дом производил такое впечатление, словно уже много дней там не ступала нога человека. Мы неторопливо шли мимо этого великолепия, Хюго на ходу свертывал сигарету.

— Ну как? — спросил он. — Попробуй теперь сказать, что фашизм разоряет наш народ.

— Да, именно народ. Но не того господина, — ответила я.

Хюго лизнул бумажку, склеил сигарету и стал искать спички.

— Такую вот штуку я бы с удовольствием облил керосином и поджег сразу со всех четырех углов, — сказал он. — А заодно — папу, маму и всех домочадцев.

— С папой, мамой и домочадцами мы уж как-нибудь расправимся, — возразила я. — А сжечь дом было бы жалко, Хюго. После войны он может быть великолепным санаторием для слабых детей…

— И твой вклад в пользу слабеньких детей будет очень кстати, — съязвил Хюго. — Посмотри: ну чем не дом отдыха для борцов Сопротивления? Специально для людей, которые помешались, гоняясь до одурения за предателями родины.

Тут уж я не могла удержаться и рассмеялась. Хюго удивленно взглянула на меня.

— Мы не знаем еще, предатель ли «в.д. Б.», — сказала я, — а ты уже думаешь, как наказать его.

— Зато насчет тех двоих… как их там зовут? Снейтерса и Мююрхофа, нам наверняка известно, что они предатели. Ведь они знакомые Баббело. Не забывай этого, Ханна.

Целый день кружили мы по густым аллеям Билтховена. Три оставшихся адреса нам найти не удалось, по-видимому, они находились по ту сторону железнодорожной линии. Мы во второй раз пересекли линию, пройдя через калитку. Торговца обувью Тонсета на Дорпсстраат мы нашли сразу. Когда мы зашли к булочнику, чтобы купить хлеба, и мимоходом спросили об аллее, на которой жил Мююрхоф, то оказалось, что это торговец углем и живет он у самого шоссе Зейст-Утрехт. Улица, на которой жил Меккеринк, находилась по ту же сторону железной дороги, что и центральная часть города. Это была песчаная аллея, тянувшаяся сквозь поросший папоротником лес; дома были построены только с одной стороны аллеи, параллельно проезжей дороге. Велосипедная дорожка проходила чуть ли не под самыми окнами.

Когда мы очутились у входа в тенистую и укромную аллею с небольшими виллами, мы взглянули друг на друга.

— Мы сюда еще вернемся, — сказал Хюго и пошел обратно. Мы снова двинулись к вокзалу. Немецкие автомашины с шумом мчались в обе стороны. В магазинах было много военных. Нельзя сказать, чтобы мы чувствовали себя очень уютно в этом небольшом поселке.

— Ну, Хюго, есть у тебя какие-нибудь соображения насчет того, где прячется Фосландер?

Хюго медленно покачал головой:

— Мне думается, на этих огромных хоромах можно поставить крест… Если даже господин «в.д. Б.» нацист, то он не потерпит, чтобы такой гад, как Фосландер, ходил по роскошным марокканским коврам и тем более спал на его атласной постели…

— Пожалуй, это верно, — сказала я и усмехнулась. — Разные бывают «друзья народа».

В третий раз прошли мы через калитку. Нам хотелось есть, но приближался уже комендантский час. Мы покинули аллеи с виллами и углубились в лес. Было все еще тепло, хотя солнце стояло совсем низко. Когда мы наконец очутились в какой-то канаве или песчаной яме, я глубоко вдохнула сосновый аромат. Проклиная жару, Хюго снял пальто и постелил его на землю. Я тоже расстелила плащ; мне было хорошо в свитере. Мы улеглись и стали смотреть в небо — оно было почти безоблачно; по нему тянулись лишь длинные тонкие серебряные нити облаков, которые внезапно сделались красными, потом расплылись и наконец пропали в постепенно темнеющей синеве.