Григорий Полянкер - Учитель из Меджибожа

Тем временем Клава со своими подружками без передышки получала от «доброго немца» сводки московского радио, тщательно переписывала их на небольших клочках бумаги, передавала в ближайшие селения и хутора. Хоть тяжко было в зимнюю стужу, по пояс в снегу добираться туда со своей опасной ношей, но ни пурга, ни морозы не останавливали ее и всех подруг. Вести приходили такие хорошие, так радовали душу, что не поведать об этом людям просто казалось тяжким грехом. Не взирая на все трудности и опасности честно выполняла свой долг.

А зима все настойчивее и жестче вступала в свои права.

В потрепанной шинельке на рыбьем меху и помятой пилотке с опущенными краями Эрнст порядочно мерз. Не помогла ему и вторая куцая курточка, которую он напялил на себя. Ганс где-то спрятал его офицерскую гимнастерку с ремнем, на пряжке которого выбита большая пятиконечная звезда. Еще не время было, но ему страшно хотелось видеть что-то свое, родное, хотя бы ту самую гимнастерку, в которой начинал войну. И он надел ее на себя, подпоясался старым ремнем. Сразу стало тепло и легко на душе. Но в таком наряде он не мог выйти на улицу, попасться кому-то на глаза. Достаточно уже и того, что эту гимнастерку и ремень с пряжкой видел и прятал Ганс Айнард. Поверх гимнастерки быстро надел солдатскую куртку и шинель мышиного цвета, которая была ему отвратительна. Но что поделаешь! Понимал, что должно пройти какое-то время, пока он все это сбросит и сможет носить свое настоящее обмундирование. Кажется, уже скоро его надежды и чаяния сбудутся, он вернется к своим и все эти тяжелые месяцы будет вспоминать как страшный сон.

В один из морозных вечеров пришла Клава и сказала, что в соседнем хуторе Садки в одной из хат соберутся сегодня молодые парни и девушки якобы на вечеринку. Это лишь для отвода глаз. На самом деле они мечтают увидеть «доброго немца», услышать от него, что происходит на фронтах.

Идти к незнакомым людям, беседовать в такое время весьма рискованно. Но не воспользоваться случаем и не поговорить с ребятами, которых не сегодня-завтра затолкают в вагоны и отправят в Германию на каторгу, он не мог. К тому же сама Клава просила его.

И он отправился на хутор, сказав своему шефу, что на часок пойдет к девушкам потанцевать. Как-никак, дело молодое.

В жарко натопленную избу набилось много людей. В полутемном углу кто-то наяривал на гармошке, и девушки без особого интереса, без улыбки кружились. Большинство парней сидели и стояли вдоль стен. В сенях курили дежурные — на всякий случай, чтобы не пустить чужого…

Когда Эрнст вошел в хату, гармошка сразу смолкла. Танцевавшие отошли в сторону. Все взоры были устремлены на него. Ребята обрадовались, увидя перед собой стройного, светловолосого молодого человека, который, словно старый знакомый, стал шутить, здороваясь со всеми, пожимая им руки.

С первой же минуты он расположил к себе присутствующих, вызвав их симпатию. Взял гармошку, попробовал растянуть меха.

— Вот завидую гармонистам! Всегда им весело. И девчата их любят больше всех… — И окинул окружающих внимательным, пытливым взглядом. — Ну, что ж, играть, танцевать будем или побеседуем?

— Лучше расскажите что-нибудь!.. — послышались голоса.

Он подошел к столу, бросил на спинку стула шинель, пилотку, поправил рукой вьющиеся волосы. Его доброе лицо стало серьезным, сосредоточенным. Медленно собирался с мыслями, не зная, что именно интересует этих людей. И, когда воцарилась полная тишина, негромко сказал:

— Ну, что ж, начнем, если на то пошло. Времени у нас, сами понимаете, в обрез… Главное теперь: быть начеку. Немцы, конечно, скоро возьмутся за вас, молодых парней, девчат. Попытаются отправить в Германию, на каторжные работы! — Я говорю «попытаются», верю, что вы не дадитесь им в руки. Помните — это для вас смерть! Постараюсь сообщить, на когда фашисты назначат облаву, и вы уж не зевайте, прячьтесь, уходите, куда глаза глядят, только не попадайтесь им. Гитлер подтянул к Волге лучшие дивизии, множество танков, самолетов, артиллерии и хотел одним ударом уничтожить защитников Сталинграда. Все это провалилось… Советские войска выстояли, нанесли врагу страшные ответные удары. В самые ближайшие дни мы услышим, как они разгромят фашистские орды. Недалек тот день, когда наши вернутся сюда… Скоро ваш край будет свободным!

Ребята слушали его, затаив дыхание. На глазах многих сверкали слезы радости. Он сам не мог удержаться, умолк и вынул платок, чтобы вытереть непрошенные слезы… Ему трудно было говорить. Сердце переполняли тревога и гордость, что его так внимательно слушают.

Эрнсту стало жарко, и он расстегнул пуговицы на куртке. Все увидели на нем офицерскую гимнастерку и ремень, на пряжке которого выступила пятиконечная звезда.

— Боже мой! Так это же наш! Наш! — послышался шепот с задних рядов.

— Ну, конечно, прислали с Большой земли… Наш!.. Наш!..

Он успокоил слушателей, дал советы, как вести себя, когда гитлеровцы начнут отступать, что каждому делать, чтобы ускорить победу над врагом. Просил держать в строжайшей тайне все, о чем он здесь рассказал. А если они захотят передать кое-кому услышанное, то должны быть исключительно осторожны.

Он быстро попрощался со своими новыми друзьями. И, велев гармонисту сильнее играть, а ребятам потанцевать, раскрыл дверь и скрылся в снежной пучине.

Через несколько дней после этой незабываемой встречи «добрый немец» передал через Клаву радостную весть: фашистские орды под Сталинградом полностью разгромлены, более трехсоттысячная армия солдат и офицеров вместе со штабом во главе с генералом Паулюсом взята в плен…

Еще Эрнст сообщил, что Гитлер в связи с этим объявил по всей Германии трехдневный траур. Фрицы нацепили на рукава черные ленты — справляли траур по своей былой славе, по прошлым победам!

Уж здесь «добрый немец» постарался! Эта весть пришла глубокой ночью.

Тотчас же он передал это Клаве, и долгожданная весть передавалась из уст в уста, быстро распространилась по селу и окрестным деревням.

Морозы в эти дни особенно свирепствовали, но на душе у многих было необычно тепло и празднично. Казалось, что сюда пришла весенняя оттепель…

Немецкие тыловые части, оказавшиеся далеко от Волги, стали быстро отходить. Это называлось у них «выравнивать фронт». Ближе к Днепру двинулась и форкоманда со всем своим хозяйством.

Собирались в панике, хватали с собой что попало. Каждый думал об одном: вырваться отсюда, уйти подальше, не попасть в плен, скорее унести ноги. Благодарили бога, что не оказались в том страшном котле, у Волги!

В этой дикой неразберихе, которая царила вокруг, Эрнст должен был решать, как ему быть. Попытаться перейти линию фронта, к своим, или пока отойти с командой? Остаться на месте и выждать — это сопряжено с большим риском. К тому же он считал, что теперь сможет сделать еще больше, чем раньше. Чувствовал большую ответственность перед своим спасителем и другом Гансом Айнардом. Его бегство может сильно отразиться на судьбе Ганса и других людей, которые помогали ему. И он решил пока остаться с командой.