Михаил Федоренко - Туман-Озеро

Майор щелкнул электрическим фонариком. На щит орудия упал огонек. И мы увидели металлическую табличку. На ней блестела надпись:

УСТИМУ ФЕДОРОВИЧУ ЯСНОВУ!

БЕЙТЕ ФАШИСТОВ! ГОНИТЕ ИХ С НАШЕЙ ЗЕМЛИ!

Так обычно заканчивались письма, которые мы получали из дому. Но мне в этих словах послышался отчаянный детский крик, живой крик. Я опять увидел старуху и ее смуглолицего мальчика, которых я без малого не расстрелял из собственного орудия…

Мальчик спрашивал фамилию командира расчета. Вместо меня ему назвали Яснова… «Не в этом ли все дело?» — подумал я, пораженный неожиданной догадкой.

Орудие мы в ту же ночь выдвинули на огневые позиции. Настоящий артиллерист так же легко узнает «голос» своей пушки, как голос близкого друга. И когда ударило наше «подарочное», артиллеристы сразу запомнили его «разговор». Минут десять оно «пело» в одиночку. Потом «заговорил» весь полк.

Наступило утро. Кругом — сухая степь. На западе, извиваясь в извилинах русла, поблескивает река. До нее километров семь. На нашей стороне курган, и за рекою, на серой возвышенности, — тоже курган.

Мимо кургана с запада на восток идет дорога, над дорогой стоит непроглядная рыжая полоса пыли. К реке она провисает, а над переправой клубится охровым туманом… Туда изо всех стволов бьет наша батарея.

«Новинка» чуть ли не упирается лафетом в курган. Осеннее солнце не грело, но нам было жарко. В расчете каждый работал за двоих и с двойной энергией. Нужно было помочь пехоте стряхнуть с себя противника, который повис у нее на плечах. Войска идут и идут. Над ними дымовой завесой повисла пыль. И вот, видим, вынырнул из-под этой завесы и, прихрамывая, торопливо зашагал к нам не то боец, не то командир. Он всматривается в нас и спешит. Только взлетают полы его серого халата, да мелькают истоптанные сапоги.

«Убежал из госпиталя, раненый», — думаю я. Тогда такие случаи бывали. Не доходя метров десяти, он оглянулся на дорогу. Потом провел рекой по круглой стриженой голове и крепким скулам. Щетина будто задымилась — такая поднялась из нее пыль.

В эту ночь мы огневую позицию готовили наскоро. Вырыли узкую яму, с отлогим въездом для пушки, и только. Стреляли на дальние дистанции и ствол орудия торчал вверх градусов на сорок.

— Вот почему вас не узнать, — приостановился вояка в госпитальном халате. — У вас большие перемены, — добавил он.

«Яснов!» — догадался я.

— Похоронили нашу старушку… — говорит сержант сокрушенно.

Номерные посмотрели на меня и заухмылялись. Было ясно, о чем они думали. Перевариваю их взгляды — что делать, хорошо еще, что ехидного наводчика нет.

— Уже санбат снимался, когда я узнал ваши координаты, — передохнув, Яснов продолжал: — Пристроился на крыло полуторки… держусь за кабину… Слева фрицы катят наперегонки… Буду искать своих возле кургана… Еще в пути решаю. Характер мне ваш известный. И вот не ошибся… И вот не ошибся… — глядя на дорогу, повторяет сержант переменившимся голосом.

Прямо против нашего кургана пыль заклубилась и поднялась к небу, как от взрыва. Из-под нее боком вылетела автомашина. Разбрасывая по сухому придорожью людей, она рухнула вниз кузовом.

— Все же пожаловали!.. — говорит Яснов. А сам так и сучит пальцами.

Раздавив полуторку, прямо к нам мчится вражеский танк. Со ствола его орудия свисают обломки растрощенного кузова. За первым второй, третий танк…

Я и Яснов стоим над окопом. Остальные — внизу, возле орудия. Чтобы хоть что-нибудь сделать, нужно пушку выкатить… Миг, легкая и приземистая, она уже смотрит стволом в сторону дороги.

— Действуйте! — торопит меня Яснов. — Действуйте!

Я не увидел старуху л ее мальчика, а только подумал о них; рванулся было к пушке, но Яснов меня опередил.

— Расчет! — потряс сержант кулаками. — Орудие! — закричал он и, путаясь без привычки руками, заработал механизмами; стал целиться в танк прямо через ствол.

«Скорее бы выстрел!.. Скорее бы!.. Сейчас танки!.. Сейчас!.. Скорее!» — мысленно тороплю я сержанта.

— Снаряд! — кричит он.

— Есть снаряд! — отвечаю, как новичок на учении. Глазам не верю: первый танк стоит, а с его пушки растерянный фашист сбивает ногой обломки кузова…

«Вот так выстрел упустил я!»

— Tax! — бьет наше орудие.

Нужно спешить за снарядами… Делать больше нечего.

Возвращаюсь — нет пушки! Держу на бедрах по снаряду и мечусь, как мышь в решете. Один танк обходит курган с запада, второй, тот что остановился было, волчком крутится на месте. Из него валит во все стороны черный дым. Теперь не видно ни фашиста, сидевшего верхом на стволе орудия, ни обломков кузова; третий крадется к кургану с востока.

«Пушка укрылась с южной стороны!» — наконец, соображаю и бегу.

— Ложись, ложись! — бьет мне команда прямо в лицо, а орудие смотрит в грудь. Метрах в сорока за ним уже горит второй танк, что обходил курган с запада. Корпус у него разворочен, башня свисает набок.

Tax!.. Тах!.. — слышу над головой. Ползу на животе под стволом пушки и думаю с досадой: и мне нужно было положить бабушку с ее внуком, как меня положил Яснов. Потом извинился бы…

— Учту!.. Учту!.. — дежу сквозь зубы и выползаю из-под орудия.

— Отбой! — командует Яснов. Потом срывает с себя халат и вытирает рукавом лицо. Выцветшая гимнастерка у него разлезлась, из нее выпирает лопатка.

— У вас новый хозяин, — поворачиваясь ко мне, говорит он. С номерных ручьями течет пот, но они только улыбаются. Разве не показал себя сержант? — читаю у них в глазах. Я похож на пареного рака. Такое во мне растет против самого себя зло, что хоть сквозь землю провались.

— Ну, будем знакомы, — протягивает мне руку Яснов. — Как там у вас, локотки не пооблезли? Не падайте духом, я тоже не сразу' привык смотреть танку в ствол. Теперь и у вас дело пойдет не хуже моего, — подбадривает он меня, не иначе как из вежливости.

— Все решили первые выстрелы, — говорю я.

— Решил снаряд, который вы мне подали, — уточняет сержант. — А если бы не этот снаряд…

— Нашелся бы другой.

Скриплю зубами, но упрямлюсь.

— Был бы нам гроб с музыкой, если бы фашисты не затеяли возню со своей «бертой». Переднему танку нужно было идти на таран. А он сам остановился и остальных задержал.

Ясное передернул плечами.

— Ну, я пошел к командиру батареи, может и мне такую дадут, — говорит он, окидывая любовным взглядом пушку.

Теперь номерные не вытерпели.

— Она же вам дадена! Посмотрите, товарищ сержант! — закричал громче всех правильный.

— Что?.. Вижу, арапа заправлять вы так и не разучились и при новом начальнике? — сердится сержант.

Тогда взял я его за локоть, подвел к щиту и показал на табличку. Сержант читает, а рука его шарит за плечами, будто он хочет натянуть на себя халат, которого на нем нет. Бледный, как стена, смотрит на нас непонимающими глазами.